Война Красса против Парфянского царства. | Одуванчик

Война Красса против Парфянского царства.

Тимофей Алёшкин

 

  1. Вступление.

 

  1. Вводное слово автора.

 

Римская республика и Парфянское царство были в 50-х годах до нашей эры (далее все даты в тексте будут до нашей эры, без специального указания) величайшими государствами мира (третьей «сверхдержавой» была китайская империя Хань). К тому времени Рим и Парфия уже около 40 лет имели дипломатические контакты друг с другом, и даже успели один раз, в 60-х годах, немного повоевать.

В начале 50-х годов (автор просит читателя держать в уме то, что годы до нашей эры имеют обратную последовательность, соответственно «началом 50-х» будет 59 год, за ним 58, и так далее, к последовательности времён года, месяцев, чисел месяца и дней недели это правило не относится, до нашей эры за весной, как и теперь, следует лето) году две державы имели общую границу по реке Евфрат (приблизительно там, где нынешняя Сирия граничит с Ираком) и между ними был мир. Однако в 54 году началась большая война – 50-тысячная римская армия во главе с проконсулом республики Марком Лицинием Крассом перешла через Евфрат и вторглась в Парфию. В 53 году она была разбита парфянской армией во главе с полководцем Суреной в сражении при Каррах, и в течение нескольких следующих дней практически полностью погибла вместе с главнокомандующим.

Эти две военные кампании открыли приблизительно 30-летний период, когда мирного договора между Римом и Парфией не было (в древности нормальным, естественным состоянием между государствами был не мир, как сейчас, а война, поэтому для достижения мира обычно нужно было заключать специальный договор, между Римом и Парфией он был заключён уже только в 20 году), и периодически возобновлялись крупномасштабные военные действия). Автор ограничится описанием военных кампаний 54-53 годов (с очень-очень большим вступлением и небольшим экскурсом в дальнейшие годы).

Автор предлагает вниманию читателя эссе, в котором опишет свои взгляды на эти события. Уже с древности появился во многом упрощённый взгляд на поход Красса, некоторые из сложившихся тогда стереотипов принимаются историками до сих пор. Автор намерен не столько опровергнуть эти стереотипы (неопровержимо доказать, что они неверны, просто невозможно, для этого слишком мало материала), сколько предложить читателю посмотреть на ту войну и на действия её участников в несколько более широком контексте, чем это обычно делается.

 

  1. Источники и методы.

Война Красса (римская система имён довольно сложная, и автор будет, по возможности, называть римлян не полными именами, а покороче) довольно скупо освещена историками. До нас дошли два описания войны: более подробное, в биографии Красса, написанной Плутархом (19 страниц текста в русском издании) и менее подробное, в «Римской истории» Диона Кассия (современного перевода и, соответственно, издания на русском языке этой книги нет, в английском переводе, которым пользовался автор, описание войны занимает примерно __ книжные страницы).

Есть ещё несколько совсем уж коротких, в несколько строчек, описаний этой войны другими историками – Веллеем Патеркулом, Юстином и Флором, кое-что интересное можно извлечь и оттуда. Также мы имеем немного сведений о том, что происходило в 60-х и 50-х годах, в Иудее (из книг иудейского историка Иосифа Флавия), в Киликии (Иудея и Киликия расположены по соседству с Сирией, откуда Красс начал войну) в Сирии (из книги римского историка Аппиана «Римские войны») и в самом Риме (в основном из писем и речей Марка Туллия Цицерона).

Эти источники дают обзор событий и довольно подробное описание сражения при Каррах с римской точки зрения. К сожалению, непосредственно с парфянской стороны об этой войне у нас практически ничего нет, только Плутарх и Юстин немного рассказывают о том, что происходило во время войны у парфян. Да и в римских описаниях пробелов хватает. Автор далее постарается заполнить часть таких пробелов. Два метода, которые при этом использует автор – это аналогия с другими историческими событиями и реконструкция на основании сведений, не всегда относящихся непосредственно к Крассу. Итак, читателю предлагается не строго «научное» описание – тогда бы пришлось в основном пересказать  древних историков, а про неясные места просто сказать, что мы про это ничего не знаем, — а авторская реконструкция. Соглашаться с ней или нет, решать читателю.

Статус «эссе», который выбрал для своего сочинения автор, даёт ему право не сопровождать каждый факт и каждое утверждение, которое не является его собственной мыслью, ссылкой на «источник», то есть книгу, из которой он его позаимствовал. Однако автор торжественно обещает не злоупотреблять этим правом и давать ссылки на источники там, где это будет необходимо (ссылки в скобках будут давать сокращённое название книги, на которую ссылается автор, расшифровки сокращений – в конце), и предупреждать читателя там, где начинается чистое парение мысли, сиречь авторская реконструкция. Ну и, конечно, не врать.

Автор, к сожалению, так и не смог определиться, вниманию какого читателя он предлагает своё эссе – любителя и знатока римской истории, или того, кто с ней почти не  знаком, поэтому приносит извинения: первым – за пересказ вещей простых и общеизвестных (пожалуй, им можно посоветовать переходить сразу к разделу «Война», а уж потом, при желании, вернуться к пропущенному), вторым – за углубление в малозначительные детали и всем вместе – за то, что из-за этой вот нерешительности сочинение вышло довольно объёмным.

 

  1. Участники войны.

 

  1. Рим. Устройство владений.

Римская республика (автор будет ещё называть её просто «Республика», в подражание древним римлянам,  и писать в таких случаях это слово с большой буквы) к 50-м годам представляла собой, согласно римским законам и договорам между Римом и другими государствами, довольно сложное соединение народов и государств под верховной властью завоевателя и повелителя Средиземноморья – Рима.

Когда-то Римская республика была небольшим итальянским городом Рим. В описываемое же время Римом стала вся Италия – после того, как в 90-69 годах практически все свободные мужчины полуострова получили римское гражданство. Римские граждане говорили на латыни, имели схожий образ жизни и поклонялись одним богам, выбирали должностных лиц, управляющих республикой — магистратов (и сами могли быть избраны), пользовались всеми правами, которые им давали римские законы (например, те, кто был беден, имели право на получение бесплатного хлебного пайка от государства), служили в римских легионах и были освобождены от уплаты прямых налогов. Бесплатный хлеб и свободу от налогов им обеспечивали доходы от подчинённых территорий.

Все остальные страны Средиземноморья, входящие в Римскую державу, назывались «иноземные народы, находящиеся в полном произволе римского народа, в подчинённости ему, под властью его или в дружбе с ним».

«В произволе, в подчинённости, под властью» были провинции римского народа – города и территории, которые были присоединены к Республике и управлялись назначаемыми в Риме магистратами.

«В дружбе» с Римом были другие государства: царства (в лице царя, который заключал договор от своего имени) или города-полисы, иногда племена, как эдуи в Галлии. Формально договор о дружбе предполагал, что стороны (соответственно, Римская республика и, скажем, царь африканской страны Нумидии Юба) равноправны, и предусматривал военный союз и помощь против врагов. Фактически такой договор обычно предполагал, что «друг и союзник» обязан оказывать Риму военную помощь во время войн, которые будет вести Республика, и не вести самостоятельной внешней политики, а Рим будет его защищать. Это (расширяющийся зазор между формой и настоящим содержанием союзных договоров) давало Риму (то есть тем, кто выступал от его имени) возможность оказывать давление на союзников и требовать от них денег за исполнение Римом своих обязанностей. Часто уже для того, чтобы добиться признания другом и союзником, цари и города давали взятки в Риме (договоры от имени Рима заключал магистрат или посольство, а потом ратифицировал сенат, формально они заключались от имени римского народа, которому, формально же, принадлежал в Республике суверенитет, ну а взятки, конечно, надо было давать тем, кто фактически принимал решения – сенаторам и магистратам). Чем ближе к Риму (то есть беззащитнее перед ним) и чем слабее были такие «друзья и союзники», тем больше они подвергались разного рода поборам в пользу Рима и тем меньше статус «друзей» их защищал. Рим же приходил на помощь союзникам только тогда, когда ему самому это было выгодно.

Например, галльское племя эдуев было «другом и союзником» римского народа со 2 века. Но когда на него (около 62 года) напал вторгшийся в Галлию германский царь Ариовист, Республика «забыла» про договор, и эдуи должны были воевать одни – и были разбиты. А вот когда в 58 уже Рим начал войны в Галлии и пошёл войной на Ариовиста (уже успевшего, правда, тоже стать «другом и союзником» римского народа) – тут уже эдуи должны были, конечно, выступить в союзе с Республикой. Возможно, римляне и считали такие лихие пируэты достижениями своей дипломатии, но вот эдуи едва ли их высоко оценили.

Только у удалённых от Рима и сильных (прежде всего в военном отношении) государств и царей иногда была возможность напоминать Республике, что у неё вообще-то по договору есть и обязанности перед ними, а не только права, и отстаивать свой равноправный с Римом статус.

В самом Риме ситуация была похожей – формально все граждане были свободны и вступали в договоры друг с другом на равных. Но существовали и неравноправные отношения. Это были отношения клиента и патрона. Патрон – это могущественный человек (чаще всего сенатор – гражданин из высшего сословия), который мог оказать помощь человеку слабому, незначительному. Скажем, защитить в суде. Из-за своей незначительности тот не мог ответить такой же услугой. Тогда последний становился «клиентом» – у него появлялся к патрону долг благодарности, который он и отслуживал, чем мог – например, являлся в Рим по призыву патрона, чтобы поддержать его на выборах, или в суде. Такие отношения были обычно пожизненными.

Но такой, как его называли римляне, «патронат» римское право и идеология старались не замечать, делать вид, что его как бы нет. Римская республика была союзом свободных и равных граждан, которыми никто не управлял, они сами решали дела своей общины (на латыни «общественное дело» — “Res Publica”). Цари были изгнаны из Рима, и претендовать на царскую власть было тягчайшим преступлением. А ведь по сути патронат – это признание несвободы одним в пользу другого, своего рода маленькая царская власть одного гражданина над другим! Так что в Риме делали вид, что патронат — это только моральный долг, который граждане несут добровольно, просто оттого, что они люди честные и совестливые, и право здесь ни при чём!

На тех же, строго правовых, основаниях Республика строила и свою внешнюю политику. Идеологическим и пропагандистским принципом, обосновывающим римскую власть вне Италии, была справедливость (на латыни власть права – “iustitia”). Когда-то, лет за 150 до описываемого здесь времени, Рим так, по справедливости, и действовал во внешней политике и в отношениях с союзниками, именно этим он завоевал поддержку греческих полисов и в союзе с ними победил своих главных противников — эллинистических царей Востока. Но впоследствии (об этом автор рассказал немного выше)  эта система делалась всё более откровенно лицемерной и неэффективной.

Автор надеется, что он хоть немного пояснил читателю, почему перестроить отношения с «друзьями» на «честный» лад, перейти к заключению неравноправных, «клиентских» договоров, в которых взаимные права и обязанности Рима как господина и его вассалов были бы чётко и открыто определены, Республика, не отказавшись от самой своей сути, не могла.

К 50-м годам появилась промежуточная формы подчинения Риму между провинцией и «другом и союзником» — тетрархия, когда Рим своей властью переустраивал покорённую территорию и назначал её правителей («тетрархов» — четверовластников, что подразумевало обычно разделение единого царства на несколько ослабленных частей, не обязательно, впрочем, четыре). Власть таких тетрархов имела происхождение и обоснование не божественное (как царская власть) или военное (как власть тираническая), а производное от власти того, кто их назначил. Тетрархи своим положением были всецело обязаны патрону и, естественно, никакого равенства между ними и патроном не было – патрон сохранял их власть до тех пор, пока они честно ему служили.  И союзный договор с тетрархом уже мог быть отчасти неравным — он предполагал, что если тетрарх, получивший власть от Рима, изменит, Республика его просто заменит.

Правда, тетрархи в 50-х служили уже не совсем Риму, да и созданы были не вполне им… но об этом в следующей главке.

Пограничные с Парфией владения Республики были к 54 году устроены вот как (с юга на север) (дальше идёт справочная информация, автор не предлагает читателю её непременно прочитать и запомнить, а только отметить, где она, и возвращаться сюда, если читатель захочет уточнить, что это за царство, которое упоминает автор):

  • Набатейское царство, протянувшееся полосой по пустыне от Синайского полуострова до Сирии. Это было большое и довольно сильное государство местных кочевых племён — арабов. Римские наместники в 50-х годах воевали с ним и, кажется, добились его подчинения, но был ли заключён формальный договор с тогдашним царём Малику I «о дружбе и союзе» с Республикой — неизвестно. Похоже, что всё-таки был, но зависимость Набатейского царства на деле была не очень прочной.
  • Иудея, включавшая густонаселённые земледельческие области между Мёртвым морем и рекой Иордан и Средиземным морем. Иудея недавно была царством со столицей в Иерусалиме, но римский наместник Сирии Габиний упразднил царство и разделил страну на 5 округов под управлением советов – синедрионов. (Вот ещё одна разновидность новой формы подчинения — тетрархий.) Иудеи были недовольны подчинением Риму и смещением царской династии и часто поднимали восстания. Вот, например, что пишет Иосиф Флавий о восстании 55 года: «Сын Аристобула (смещённого римлянами иудейского царя — ТА), Александр, которому вновь удалось насильно овладеть царством, возбудил многих иудеев, прошёл во главе огромного войска по стране, убивал всех римлян, попадавшихся ему на пути и бежавших на гору Гаризим, и наконец приступил к осаде остальных римлян» (Иудейские древности», 14). В том же 55 году армия восставших была разбита, но полностью сопротивление проримским синедрионам в Иудее тогда далеко не прекратилось.
  • Провинция Сирия, большая и богатая страна со многими крупными городами и развитым земледелием, в которую входили территории между побережьем Средиземного моря и Евфратом (главный город – один из трёх крупнейших мегаполисов Средиземноморья наряду с Римом и Александрией Египетской – Антиохия на реке Оронт). Сирия — консульская провинция, то есть особо важная для Республики.
  • Провинция Киликия — полоса земель на юге полуострова Малая Азия. Эта провинция была скроена весьма неудачно, в ней было много непокорённых горных племён, мало цивилизованных городов, а части провинции были почти не связаны между собой, так что римским наместникам приходилось всё время, проведенное на посту, метаться между частями провинции, воевать с непокорными горцами, рассуживать споры в городах, так что в итоге обычно управлялась эта провинция довольно скверно. Тоже консульская провинция.
  • Царство Коммагена, небольшое государство на правом, римском берегу Евфрата, на севере Сирии, царь Антиох I — «друг и союзник римского народа», в 59 году он даже за что-то получил от Республики право носить тогу с красной каймой – чисто римский знак отличия, такую одежду носили римские сенаторы.
  • Царство Каппадокия – страна в центре Малой Азии, царь Ариобарзан – «друг и союзник римского народа». Царство имело большую территорию (гористую и довольно сухую), но к тому времени было опустошено войнами, поэтому малонаселено и слабо.
  • Княжество Осроена, небольшое государство на левом берегу Евфрата, под властью арабов. Его правитель Абгар (скорее всего это было не его личное имя, а родовое или даже титул, как, например, имя первого парфянского царя – Арсак – стало титулом следующих царей Парфии), как говорит Плутарх, во время походов Помпея (65-63 годы) пользовался вниманием Помпея и прослыл другом римского народа (Помпей, XXI).
  • Царство Армения – большое и сильное государство, занимавшее нагорья и долины в верховьях Тигра и Евфрата (значительно больше современной Армении), царь Артавазд II, «друг и союзник римского народа». Армения ещё недавно подчиняла территории между тремя морями – Чёрным, Каспийским и Средиземным – Сирию, Финикию, Месопотамию и претендовала на статус «сверхдержавы», её царь именовался «великим царём» и «царём царей», но в 69-67 была разгромлена Римом, потеряла все завоевания и признала себя римским вассалом.
  • Автор не упоминает ещё множество мелких царств, княжеств и городов, которые не сыграли значительной роли в войне Красса, по меньшей мере, по отдельности. Вместе это и были те самые «города и правители», которые предоставляли римлянам вспомогательные войска.
  • Среди них были арабские княжества. Арабы, кочевые племена Аравийского полуострова, в I веке двинулись на север и начали захватывать земли, распавшейся державы Селевкидов в Сирии и Месопотамии, пользуясь их раздробленностью. Небольшие арабские княжества вклинивались в цивилизованные земли там, где варварам удавалось захватить их часть. Таким княжеством была, например, Осроена.

Также к провинциям Сирия и Киликия относились многие другие города и территории, имевшие различные статусы – одни подчинялись римским наместникам на определённых условиях, другие были «свободными» (то есть тоже подчинялись Риму, но Рим делал вид, что это не так), третьи  

Однако свою первую кампанию против парфян, 54 года, Красс провёл без помощи главного союзника Республики в регионе – армянского царя, располагавшего большой армией. Это было свидетельством того, что внешняя политика Республики (как мог увидеть читатель, римский подход к заключению договоров с вассалами был таким, что провести границу между внешней и внутренней политикой иногда довольно трудно) в кризисе.

  1. Рим. Кризис Республики.

 

Кризис – это когда жить так, как раньше, уже не получается. Кризис государства – это когда испытанные методы управления перестают работать и надо придумывать и вводить новые. Не всегда старая элита на такое способна, и поэтому иногда в кризис её сменяет новая.

У Республики долгое время получалось жить просто замечательно. К середине 2 века она победила все государства Средиземноморья, которые могли ей угрожать, создала несколько заморских провинций, которые позволяли ей держать под контролем все возможные военные угрозы, и перешла от политики частых внешних войн и завоеваний к политике сохранения границ и своего положения гегемона Средиземноморья в этих границах.

Это позволяло Республике сохранять и внутреннее равновесие. Власть в республике принадлежала небольшой группе граждан (автор будет называть её, по Платону, «аристократией») — сословию сенаторов. Высшим распорядительным и  контрольным учреждением Республики (с компетенцией неписанной и определённой весьма неопределёнными, если не сказать туманными, обычаями, толковать которые умели только сами сенаторы) был сенат, в который все сенаторы и входили. Все главные магистратуры (военные, исполнительные и судебные должности), занимали (за небольшим исключением), те же сенаторы, а значит, они вели войны и управляли провинциями. Все сенаторские семейства (было их что-то около 300) были приблизительно равны по богатству и влиянию. То есть не совсем уж равны, но таких сенаторов, которые бы были, скажем, в десять раз богаче и могущественный других, не было. Это была своеобразная гарантия от того, что какой-то гражданин Республики сможет претендовать на царскую власть.

Однако после особенно удачных войн магистраты, которые их вели, возвращались в Рим очень богатыми и очень прославленными. Такие полководцы могли, опираясь на популярность в народе и богатство, опасно приближаться к единоличной власти (как Сципион Африканский в 180-х). Когда же больших войн и больших побед не было, то не могло появиться и таких вот «претендентов на престол».

Но кризис в Римской республике всё-таки начался. Он был долгим и тяжёлым, как раз из-за того, что сенаторы не хотели ни отдавать власть (да её и некому сначала было отдавать, никто во всей Римской державе не знал, что делать, чтобы вернуть спокойную жизнь), ни соглашаться на перемены. Со 133 года начинаются народные волнения в Риме, восстания в провинциях, потом гражданские войны, массовые репрессии, расколы государства, и так 100 лет, до 30 года, когда Республику в Риме сменил режим военной монархии — принципата.

Автор здесь остановится только на тех сторонах кризиса, которые важны для понимания войны Красса.

 

  1. Рим. Марианская армия.

Армия старой Республики была ополчением граждан, в основном крестьян, ежегодно созываемым весной и распускаемым осенью.

Пока Рим едва ли не постоянно воевал с соседями Республики в Италии (до 3 века), или когда он, в 3 веке, вёл многолетние заморские войны (Первая Пуническая – 23 года, Вторая Пуническая – 18 лет), было незаметно, что принцип формирования римской армии делает её не очень эффективной, хотя бы в части военной подготовки солдат. Ну и что, что крестьяне от сохи были неумелыми воинами? Зато их было у Рима много. За несколько кампаний солдаты (те, которые выживали) в любом случае успевали научиться воевать. Но и обходилась каждая такая война Республике очень дорого.

К 150-м Рим стал державой с владениями в трёх частях света. Для сохранения империи, для ведения войн далеко за морями такая армия подходила плохо. Выходило так, что сначала новобранцы едут за моря, там несколько лет терпят поражения, потом оставшиеся в живых кое-чему выучиваются, и тогда с ними, подвезя подкрепления, можно начинать проводить хоть какие-то операции сложнее осады (когда армия не выходит за пределы своего укреплённого лагеря). Лучший полководец этого времени, Сципион Эмилиан, свои главные победы одержал, именно осаждая крепости.

Чтобы сохранять Римскую державу, чтобы вести, если потребуется, сразу несколько войн в отдалённых провинциях, с разными противниками, причём воевать сразу хорошо и быстро побеждать (если защищать Италию от Ганнибала можно было любой ценой и 15 лет, то уже за поддержание порядка, скажем, в испанских провинциях римский народ, как выяснилось после нескольких поражений в Испании, любую цену платить был совсем не готов, так что римляне начинали массово «косить» от набора в армию), была нужна другая армия, профессиональная, которая существует на постоянной основе и готова к войне всегда.

Но Республика не могла создать профессиональной армии. Сами принципы, основы, на которых она была создана, этого не позволяли. Воевать за Рим были обязаны все граждане. Граждане, и только они, могли служить в легионах (легионы, подразделения тяжёлой пехоты, были костяком римской армии). Военная служба для гражданина была не работой, а почётной обязанностью. Причём в легионы набирали только граждан, имеющих имущество свыше определённого ценза – только таким солдатам есть, что защищать. К тому же у них есть дом, хозяйство, куда они хотят вернуться после войны. Гражданин Республики и представить себе не мог, чтобы он – за деньги! – сделался на всю жизнь солдатом.

И всё-таки новая армия была создана (её создание обычно приписывают Гаю Марию и относят к 105-100 годам, когда Марий занимал должность консула, некоторые реформы провёл ещё Гай Гракх в 123 году). Это была армия «полупрофессиональная». Вот её главные черты:

 

  • Основа армии, тяжелая пехота, сформированная в легионы, продолжала набираться только из римских граждан. В первую очередь принимали добровольцев. Если их не хватало – проводили обязательный набор.
  • В армию стали принимать всех граждан, включая «капитецензов» — тех, чьё имущество было меньше низшего цензового уровня (дословно – тех, кто мог представить цензору из имущества только голову, caput, таких в Италии становилось всё больше по мере того, как мелкие крестьянские хозяйства разорялись от притока дешёвого зерна из провинций). Ещё их называли «пролетариями» — то есть людьми, у которых из имущества было только потомство, на латыни «proles».
  • Солдату полагалась плата за службу в 112,5 денариев в год (одежда выдавалась бесплатно, но делались вычеты за питание и оружие).
  • Возможно, предполагалось, что после службы капитецензу полагается специальное вознаграждение – земля или деньги, которое доведёт его имущество до цензового размера, то есть что он служит как бы «авансом» (во всяком случае, чем дальше, тем больше этого вознаграждения отслужившие солдаты требовали от правительства).
  • Вероятно, стал складываться обычай, по которому набор в армии, которые направлялись в провинции, сразу предполагался на длительный срок (обычно максимальный срок службы составлял 6 лет, он мог быть продлён).

 

  • Были введены более крупные тактические подразделения – когорты (500-600 человек, вместо манипулов в 60 или 120 человек).
  • Было унифицировано вооружение и тактика.
  • Оружие и одежду солдатам стали предоставлять за государственный счёт.
  • Солдат обязали переносить на себе (всё или значительную часть из перечисленного) личное оружие, имущество, инструменты, продовольствие, обоз был значительно сокращён.
  • Примерно с этого времени инженерные возможности римской армии сильно расширяются, возможно, были созданы специальные инженерные части в легионах (определённо были они в 50-х годах) и в состав армий включены военные инженеры.

 

  • Были введены новые знамёна для легионов – орлы (вероятно, формально легионы продолжали какое-то время распускаться и создаваться заново каждый год, но они всё-таки уже начали становиться постоянными коллективами солдат и офицеров, чувствующих своё единство).
  • Были уменьшены полномочия командиров наказывать солдат.

 

Результата получилось два (точнее, по меньшей мере, три, о третьем позже). Первый – была создана невероятно эффективная военная машина, одна из лучших в истории человечества. Перечень реформ вроде бы не производит впечатления чего-то чрезвычайного, — там подправили, здесь подкрутили, — но результат оказался именно таким – новая армия  на много голов превзошла старую. Для неё какое-то время просто не было преград, она побеждала везде и всех.

Автор может только предположить, что именно проведённое старым и опытным военным Гаем Марием чрезвычайно удачное соединение не очень значительных по отдельности реформ (но именно таких, какие были необходимы):

комплектования (в результате которой удалось не потерять преимущества гражданской (а не наёмной) армии – готовности солдата сражаться не за деньги, а за Отечество, и добавить к нему личную заинтересованность новых солдат — капитецензов в победе),

тактической (новые увеличенные тактические единицы — когорты легче управлялись на поле боя и были более самостоятельны),

унификации вооружения (что упростило управление войсками),

логистики (уменьшения обоза),

подготовки (видимо, реформы коснулись всех видов подготовки, так как «марианские» солдаты становятся способны на длительные марши, сложные манёвры во время боя, постройку сложных инженерных сооружений, таких, как мосты через Рейн или Евфрат)

и реформы внутренних отношений (создавшей сплочённые военные коллективы – постоянные легионы и признавшей за солдатом больше прав и сделавшей его менее беззащитным перед произволом офицеров),

и дало такой великолепный результат.

К этому можно прибавить невероятно возросшие мобилизационные возможности Республики (после принятия италиков в граждане, с 80-х годов, Рим, судя по войнам 80-40 годов, мог без значительного напряжения для экономики выставлять до 150 000 солдат-легионеров (при необходимости – до 250 000 и более, как в 83-82 и в 40-х годах) и легко замещал целые потерянные армии новыми, что для любого другого тогдашнего государства было просто невозможно) и тоже очень увеличившуюся экономическую силу Римской державы, которая позволяла снабжать за государственный счёт комплектами тяжёлого оружия (пусть и достаточно упрощёнными по сравнению с исторически предшествующим гоплитским вооружением) сотни тысяч солдат.

В результате если до реформы римская военная модель, видимо, не казалась привлекательной окружающим странам, то после неё соседи римлян (в том числе их противники) начали один за другим привлекать римских военных советников и реформировать свои армии на римский манер (Митридат Понтийский в 70-х, Птолемей Египетский, Юба Нумидийский и Дейотар Галатский в 50-х и, наконец, даже царь германского племени маркоманов Маробод в первые годы нашей эры).

Второй результат реформы, её обратная сторона – она создала армию профессиональных грабителей и вымогателей. Прежние солдаты, которых набирали из состоятельных граждан,  шли в армию по обязанности и не ждали, что война их обогатит – вернуться бы живыми. Для новых добровольцев — пролетариев военная служба стала шансом разбогатеть. Вскоре шанс они превратили в право – солдаты начали требовать от полководца, чтобы он разрешал им больше грабить и делился добычей. По старым правилам большую часть захваченных на войне трофеев полагалось сдавать в казну. А теперь полководцы, которые вместо этого делили захваченное между солдатами, становились вместе с ними соучастниками преступления перед Республикой.

После окончания же войны новая армия разворачивалась уже против отечества. Реформа создала воинов — «полупрофессионалов». Солдаты, отслужившие только 6 лет, уже могли требовать (и требовали!) почётной отставки и большого вознаграждения, чтобы, как граждане, вернуться к мирному труду. У Республики же просто не было ни земель, ни денег, чтобы так часто заменять свои армии и выплачивать такие большие вознаграждения – новая армия воевала превосходно, но всё равно не окупалась!

В результате именно недовольные солдаты, опасающиеся, что им не достанется вознаграждение, и смели Республику (в несколько приёмов, прежде всего в 59 и в 49 годах), установив вместо неё власть своих полководцев. Впрочем, вскоре, в 41 году, новые ветераны были готовы свергнуть теперь уже и наследников Цезаря, которые точно так же не могли найти им достаточно земель и денег. Только при новом режиме император Август, путем проб и ошибок (сначала им был установлен срок службы в 16 лет) пришёл к такому сроку военной службы солдата-профессионала, который, видимо, «отрабатывал» вознаграждение и отставку —  20-25 лет.

Но чтобы солдаты заявили такие требования, новые полководцы должны были повести новую армию к победам. А для этого нужно было узнать её силы и поверить в них.

 

  1. Рим. Победы новой армии.

 

Автор не забыл, что он обещал писать о парфянской войне, а не обо всей древней истории вообще, как, наверное, могло показаться читателю. Как раз следующий обзор будет посвящён преимущественно как раз военным событиям с участием новой армии на Востоке.

Последней войной старой армии на Востоке была война с Аристиоником в 132-129 годах. Аристионик был претендентом на престол Пергамского царства, отошедшего к Риму по завещанию умершего царя Аттала, он пытался захватить страну во главе наёмников и освобождённых рабов. Римские армии во главе с высшими магистратами Республики, консулами, вместе с контингентами союзных царей, воевали с ним несколько лет и успели потерпеть от этой шайки большое поражение (погибли римский консул и царь Каппадокии) прежде, чем одержали, наконец, победу.

К тому времени главный противник Рима на Востоке – царство Селевкидов, наследников полководца Александра Македонского, — погибало от внутренних смут, а его земли понемногу захватывали царства во главе с династиями, претендующими на происхождение от персидских царей – Парфянское царство Аршакидов на востоке, Армянское царство Арташесидов на Кавказе и Понтийское царство Митридатидов в Малой Азии. Они занимали большие территории (например, Понтийское царство при Митридате VI Евпаторе  к 90 году подчинило почти все территории вокруг Чёрного моря) и выставляли большие армии. (Римские авторы приписывают Митридату и Тиграну армии более чем в 200 000 человек. Автор предполагает, что это, скорее всего преувеличение, но в любом случае это были сильнейшие государства того времени.) Их цари приняли, один за другим, титулы «царь царей» и «великий царь», что, похоже, означало претензии на всё наследство Персидского царства, территории от Балкан до Инда, то есть на статус величайшей державы в мире.

Однако после 100 года в регионе появились римские армии нового типа, и вот какой оборот приняли события.

92 год. Пропретор Луций Корнелий Сулла с небольшой армией быстро разбил занимавшие Каппадокию вопреки приказу сената войска понтийского царя Митридата и изгнал их из страны. Именно тогда римские войска впервые вышли к Евфрату, а Сулла, тоже впервые, встретился с парфянским послом и заключил, от имени Рима, договор о дружбе и союзе с Парфией.

87-85 годы. После того, как Митридат VI Понтийский, Великий царь Понта, и прочая, и прочая объявил войну Риму, занял Малую Азию и Грецию, посланные из Рима армия Луция Корнелия Суллы из 5 легионов и Валерия Флакка (затем Гая Фимбрии) в 2 легиона разгромили армии царя в трёх больших полевых сражениях, взяли главные крепости (Пирей, Афины и Пергам) и вынудили царя заключить мир на условиях возвращения к довоенным границам (если бы Сулла не спешил обратно в Италию, чтобы свергнуть своих противников, правивших в Риме, он бы на этом не остановился, конечно).

74-71 годы. Митридат набрал новую армию, более 100 тысяч солдат, обучил пехоту на римский манер и атаковал владения Рима. Консул 74 года, а затем проконсул Республики Луций Лициний Лукулл (получивший все три восточные провинции Республики в управление) прибыл из Италии и с армией в 8 легионов нанёс Митридату несколько поражений в полевых сражениях и в «окопной» войне, при осаде крепости Кизик, полностью разгромил армию царя, а за ней – вторую, вновь набранную, взял все главные крепости Понтийского царства. Митридат бежал в Армению, под защиту своего зятя, царя Тиграна.

69-68 годы. Царь Армении Тигран Великий (тоже великий царь, и прочая, и прочая) отказался выдавать Митридата Лукуллу. Лукуллу как раз нужен был предлог, чтобы остаться наместником на Востоке ещё некоторое время (в Риме пришли к власти противники Лукулла) и он объявил войну Тиграну. 4 легиона Лукулл оставил в Понте, и с 4 другими легионами вторгся в Армению. У Тиграна была большая армия (наверняка меньше, чем 250 тысяч пехоты и 50 тысяч конницы, о которых говорит историк Аппиан, но, во всяком случае, так много конницы, как тяжёлой – «катафрактов», всадников в броне с длинными копьями, так и конных стрелков, римляне, пожалуй, ещё не встречали). Однако Лукулл  за две кампании несколько раз разбил армию Тиграна в полевых сражениях, сначала используя холмистую местность, а потом и на ровном месте (автор особо остановится на этом сражении ниже), взял его столицу и сильную крепость Нисибин и заставил отступить в самый глухой угол царства.

67-63 годы. Лукулл не удержал завоеваний в Армении и Понте и вывел из них римские войска из-за того, что правительство его врагов в Риме не оказывало ему никакой поддержки и по одной отбирало у него провинции, лишая прочного тыла. В 66 году в Риме было учреждено новое верховное командование для войны против Митридата. Лукулла сменил Гней Помпей Магн (Великий) с армией в 12  легионов (число точно неизвестно, возможно ешё больше). Помпей в одну кампанию разгромил набравшего новую армию Митридата (тот бежал в Крым), занял, на этот раз окончательно, Понтийское царство, прошёл по современному Закавказью, разбил царя иберов (на территории нынешней Грузии), разбил царя албанов (нынешний Азербайджан), принял капитуляцию Тиграна Армянского, разбил царя Мидии (область к югу от Каспийского моря), взял Иерусалим (тогда бывший сильной крепостью) и подчинил Иудею, а его подчинённый Афраний с частью легионов выгнал армию парфян из Месопотамии и преследовал её до Тигра, а потом разбил арабов у горы Аман в Киликии. Митридата в Крыму тем временем свергли собственные подданные, желающие тоже подчиниться Помпею, на том войны с ним и закончились. К последствиям этих походов Помпея для Республики автор вернётся уже в следующей главке, они были очень важными.

Самая значительная война новой армии на Западе была в Галлии.

58-56 годы. Гай Юлий Цезарь, проконсул Римской Галлии (полоска земли вдоль Средиземноморского побережья нынешней Франции) ведёт войны с племенами свободной Галлии (остальная Франция и Бельгия). Галлы – старый враг, которого в Риме по старой памяти боятся сильнее всех, они триста лет назад взяли Город (именно так, с заглавной буквы, римляне называли Рим), и до сих пор во время войн с галлами согласно старинному закону никакие освобождения от призыва не действуют. Цезарь с армией сначала в 6, потом в 8 легионов побеждает превосходящие по численности войска гельветов, германского царя Ариовиста (власть которого над частью галльских племён сенат только что признал), свевов, его офицеры (один из них – Публий Лициний Красс, младший сын Красса-триумвира) во главе частей армии подчиняют другие племена, новые победы на суше и на море… В три кампании свободная Галлия покорена и Цезарь в следующие годы ведёт армию уже в Германию и Британию.

Автор делает из этого длинного перечисления вот какие выводы.

К середине 50-х годов в Риме всё больше уверялись в непобедимости новой армии. Она совершила небывалые завоевания и за несколько коротких и лёгких для Республики войн расширила подвластную Риму территорию раза в два, вассалами Рима стали едва ли не все известные тогда государства.

Армия оказалась способной успешно действовать без специальной подготовки и экипировки в любых природных,  — в лесах Галлии и Кавказа, в горах и долинах Понта и Армении, на равнинах и в пустынях Сирии и Месопотамии.

Римская армия, как показывал опыт, успешно побеждала и в сражениях (на тактическом уровне), и в войнах (на стратегическом уровне) все известные виды армий: комбинированные пехотно-конные армии эллинистического образца Понта и Иудеи, «партизанские» армии, состоящие из масс легковооружённх горцев Испании или Албании, племенные ополчения галлов и германцев, конные армии из катафрактов и стрелков Армении и Парфии, армии из лёгкой конницы и стрелков арабских царей.

Да, иногда случались и поражения. Но они, как правило, были результатом ошибок командиров, которые шли на неоправданный риск (Мурена в 82 атаковал Митридата, имея уступающую в числе армию и с невыгодной позиции, Триарий в 67 тоже неудачно выбрал позицию и время для сражения против сильно превосходящей армии Митридата, Сабин и Котта в 53 году сами покинули укреплённый лагерь и завели свои 15 когорт в засаду, Цезарь в 51 при Герговии начал неподготовленный штурм города), а не недостатков самой армии. При компетентном и достаточно осторожном командовании можно было не бояться поражений в битвах (осторожный и расчётливый Помпей в пяти восточных кампаниях не потерпел ни одного!) и уверенно рассчитывать на победу.

Даже небольшая римская армия в 4-5 легионов, практически без поддержки из метрополии, могла совершать походы за сотни километров и быстро, в одну-две кампании, разгромить любые противостоящие ей силы. А если война велась большой армией, в 8-10 легионов, и при поддержке из Рима, то ни один народ или государство не могли устоять, и тут пределы римским завоеваниям ставила уже только природа.

Так что Красс в 54 году, опираясь на опыт последних двадцати лет, должен был быть уверен в том, что если он сам как полководец будет осторожен и не совершит серьёзных ошибок, то его армия сможет разбить парфянскую армию в сражении и победить в войне.

 

  1. Рим. Политика римских полководцев.

 

Вскоре эти сокрушительные победы начали оказывать влияние на политику Республики (вот и обещанный выше третий результат реформы). Автор думает, что механизм этого влияния был вот какой.

Командовали армиями и одерживали победы римские полководцы. Полководцами в больших войнах (консулами и проконсулами) были не просто сенаторы, а самые знатные и влиятельные из них – нобили. Нобилями назывались такие сенаторы, предки которых занимали консульскую должность (желательно  предки ближайшие, отец или дед, иначе влияние и известность рода начинали уменьшаться). Они и правили в 1 веке Республикой, не допуская больше никого в консулы Рима. Только изредка, примерно раз в пять-десять лет консулом становился «новый человек», не нобиль, и то его выставляла одна из нобильских группировок чтобы не допустить в консулы своих противников.

Консульство как раз и давало власть над Республикой, власть высшую и непосредственную: управление Городом, возможность принимать законы и отдавать приказы всем остальным магистратам, доступ к государственным деньгам и широчайшие возможности получать взятки. Когда представитель одной из нобильских семей достигал консульства, он всеми силами старался оставить власть за собой как можно дольше, обеспечить избрание консулом на следующий год своего брата, или племянника, и уж во всяком случае, политического союзника. А ещё лучше, если ему удавалось передать «своим» оба консульских кресла (консулам полагались особые раскладные стульчики с загнутыми ножками – «курульные кресла»). Но нобильских родов было довольно много (десятка два первостепенных и ещё больше отодвинутых от высшей власти, но жаждущих её вернуть) и конкуренция между ними была жесточайшей. Да и власть в Республике была устроена так, что захватить её надолго и прочно было почти невозможно. Консулы сменялись ежегодно, полномочия у них были равные и один не мог ничего (по закону, во всяком случае) сделать, если другой был против, а занимать должность одному человеку можно было не чаще одного раза в десять лет (читатель может легко посчитать, что в одной семье просто не могло быть столько мужчин, чтобы постоянно занимать оба консульства, да даже хотя бы и одно!).

В борьбе за власть нобильские роды объединялись в группы, чтобы собрать больше клиентов, влиятельных людей и денег – и провести на выборах в консулы хотя бы одного своего кандидата.

Военные победы всю историю Республики (а ей к тому времени шёл пятый век) были для нобилей способом получить славу, влияние и деньги для себя и для своего рода. Но постепенно новые полководцы стали понимать, что невероятно быстрые и лёгкие победы и успешные войны могут принести им не только во много раз больше славы и денег, чем раньше, но и дать новые, невиданные средства для укрепления позиций в Риме.

Первым был проконсул Республики Луций Корнелий Сулла. (Конечно, если как следует поискать, можно, как всегда в истории, найти ещё более первого, но автор просит читателя просто принять это утверждение, хотя бы на время чтения его эссе. Потом, если читатель заинтересуется, автор предлагает ему обратиться к политике Гая Мария в Африке в 100-х годах или Тита Фламинина на Востоке в 180-х.)

Когда Сулла победил Митридата, он, конечно, как обычно, ограбил побеждённые города, наложил штрафы и контрибуции, и так далее. Но он сделал и ещё одно – сам заключил мирный договор с царём. Стороны договора нигде не записали его условия. Договор (Дарданский мир 85 года) был устным. И тайным – всех его условий никто не знал, кроме Суллы и Митридата.

По обычному порядку проконсул мог иногда иметь от сената специальные полномочия на заключение договора с иностранным государством (хотя чаще сенат вёл переговоры и заключал договор через специальных послов — дипломатов, а не  через генералов). Но даже если он такие полномочия имел, договор подлежал ратификации (утверждению) в Риме, решением сената, и только тогда вступал в силу. Это правило относилось и к просто мирному договору, и к договору о дружбе и союзе.

Договор должен был быть писаным, а его условия – всем известными (по крайней мере в Риме, разные там цари уж как хотят, могут своему народу ничего и не рассказывать).

Получается, что тот договор, который Сулла заключил с Митридатом, он заключил не от имени Рима (договор этот, кстати, сенат так никогда и не ратифицировал). А от своего собственного имени. Как… да, уважаемый читатель, именно как царь. В 83 году даже оказалось, что Митридат и римляне по-разному понимают условия договора, и из-за этого случилась вторая война с Митридатом. Но потом Сулла прислал в Азию своего посла, Габиния, и тот убедил царя, что правильно помнит договор не царь, а Сулла. Митридат согласился и прекратил войну – за Габинием стоял Сулла (который в то время фактически единолично правил Республикой) и вся мощь Рима.

Получается, у Суллы на Востоке была своя, личная политика, свои войны и свои договоры. Республика здесь оказалась как бы отодвинута в сторону Суллой. Формально это всё происходило на её территории, силами её армий и с её соседями. А фактически – без её разрешения (то есть без решения сената или народного собрания) и даже без её ведома.

Вторым был Лукулл. Он был послан для войны с Митридатом. Но, победив Митридата, Лукулл не остановился и не вернулся в Рим (ему нужно было дождаться, пока его враги в Риме потеряют власть), а придумал себе новое дело – он сам, без разрешения сената, в 69 году объявил войну Тиграну Армянскому и два года её вёл.

Итак, полководцы увидели, какая сила им подчиняется, и начали вести свою собственную внешнюю политику для того, чтобы воздействовать на правительство в Риме в благоприятную для себя сторону.

Вся история поздней Республики, начиная с отъезда Суллы на Восток в 87 году, превратилась в сплошное ожидание того, как очередной полководец вернётся с победой, невероятно усилится, и будет пытаться отобрать власть у остальных аристократов и захватить всю власть в Республике. В Риме в это время аристократы обычно отчаянно готовились сопротивляться («ешь ананасы, рябчиков жуй», как сказал поэт). А полководец вёл войны и заключал договоры уже не для защиты Республики, не исполняя задание сената, а как средство, чтобы создать себе прочный тыл перед возвращением в Италию, или чтобы потянуть время. Это Италия была конечной целью его войн и договоров, и власть в Республике.

Так в 87-83 годах в Риме ждали возвращения Суллы, в 78-75 годах — Сертория из Испании, в 74-71 годах — Помпея из Испании и Красса (он тогда воевал со Спартаком), в 70-67 годах — Лукулла, в 67-62 годах — Помпея, ну а с 58 года – Цезаря из Галлии.

Третьим был Помпей. Гней Помпей во время войн против пиратов (67 год) и на востоке (66-63 годы, формально против Митридата) повёл уже совсем новую политику. Сулла и Лукулл занимались самоуправством скорее для того, чтобы укрепить свои позиции перед возвращением в Рим, они становились «царями» на время, чтобы преодолеть неблагоприятные обстоятельства (победить враждебное правительство в Риме и сделать так, чтобы их не осудили после возвращения). Как только они добивались в Риме того, чего хотели, «царство» становилось им больше не нужно. А Помпей уже начал создавать себе постоянную сферу собственных влияния и власти на Востоке. И отказываться от неё он уже не собирался. Никогда.

 

  1. Рим. Восток под властью Помпея.

 

Помпей действовал четырьмя способами.

  1. Образовывал новые провинции Республики и изменял границы старых.
  2. Создавал принципиально новые образования – вассальные государства — тетрархии.
  3. Заключал с побеждёнными или выразившими покорность иностранными царями, князьями и городами личные договоры и делал их своими постоянными клиентами.
  4. Основывал города.

Страны, где воевал Помпей, составили область его власти и влияния. Вот как она выглядела в 62 году, когда Помпей покинул Восток и вернулся в Рим.

«Помпеевы» провинции:

  1. Вифиния и Понт – в северной половине Малой Азии, на месте бывших царств Вифинского и Понтийского. В провинцию входили области и города, сильно опустошённые последней многолетней войной с Митридатом. Помпей восстановил здесь греческие города и постарался уничтожить систему военных поселений Митридата, которые делали его народ бедным, а царство агрессивным.

 

  1. Сирия и Киликия – Помпей образовал новую провинцию Сирия и присоединил к ней старую провинцию Киликия (которую тоже расширил). Новая административная единица получилась огромной по территории и чрезвычайно богатой. Именно она была центром всей новой системы римских владений на Востоке, созданной Помпеем. Сирия стала и новым центром обороны римских владений – Помпей оставил в ней два легиона солдат.

 

Эта провинция была, по замыслу Помпея, преторской. По крайней мере именно в таком виде она была учреждена в 59 году, когда распоряжения Помпея на Востоке были утверждены в Риме. Для Помпея было чрезвычайно важно, чтобы этой провинцией управлял лояльный ему человек, а провести в преторы или выбрать из преторов такого человека было проще, чем из консулов. По той же причине, наверное, Помпей соединил Сирию и Киликию – назначение правителя одной провинции в Риме провести легче, чем двух. При этом управляемостью новой «суперпровинции» пришлось пожертвовать. Автор ещё вернётся подробнее к этому вопросу.

«Помпеевы» тетрархии.

Галатия. Помпей разделил Галатию, страну в Малой Азии, на части и поставил  их правителями с титулами царей тех, кого он выбрал. Цари-тетрархи Галатии стали клиентами Помпея.

Клиенты Помпея.

Автор перечислит не все, а только основные страны на Востоке, правители которых были клиентами: Боспорское царство (в Крыму), Армения, Мидия, Парфия, Каппадокия, Коммагена, Иудея.

Автор полагает, что со всеми государствами, которые Помпей победил в войне, и с теми, которые подчинились добровольно, он заключил личные клиентские договоры.

В клиентских договорах Помпей выступал как действующий от своего имени, как сторона договора. Республика к этим договорам не имела никакого отношения.

Договоры были неравноправными. Вассальными, или, называя их на римский манер, клиентскими.

Помпей, в силу военной победы или в силу добровольного подчинения другой стороны, становился её патроном, то есть господином или покровителем, но не абсолютным, а на условиях договора. Другая сторона (с другой стороны выступал тоже лично царь или другой правитель, или народ, если это был город-республика) становилась клиентом, то есть вассалом. Договор был бессрочным.

Договор, когда он заключался с царём, был личным, и когда царь умирал, его наследник мог и не признать себя клиентом Помпея. Похоже, именно это случилось с царями Набатейского царства – оставленный Помпеем наместник Сирии Скавр в 61 году победил царя Арету III и заставил его платить дань, но уже в 55 году тогдашний наместник Сирии Габиний (тоже ставленник Помпея) опять идёт войной на нового царя, Малику I. Видно, новый царь отказался признать себя вассалом Помпея, и его пришлось к этому принуждать войной. Но случай с Малику был скорее исключением – обычно наоборот, новый царь сам стремился подтвердить клиентский договор с Помпеем – ведь только тогда Помпей взял бы его под защиту.

Договор был устным. Денежные обязательства, возможно, фиксировались письменно, в виде фиктивного договора займа, по которому царь, якобы, получал от Помпея взаймы деньги, и обязан был выплачивать проценты с долга, а через сколько-то лет – и основной долг вернуть. А вот основное содержание, конечно, не записывалось. Конечно – потому что Помпей не мог допустить даже малейшего риска, что такой договор будет обнародован.

Основные обязательства сторон, насколько можно судить по событиям 50-х годов, были такими:

Помпей как патрон должен был помогать клиенту в Риме в его отношениях с римским государством – обеспечивать поддержку просьб клиента к Республике (обычно к сенату), защищать клиента от обвинений, не допускать, чтобы Республика, или отдельные граждане при её поддержке, предъявляли бы к клиенту несправедливые требования (в основном денежные, конечно).  

Клиент был обязан регулярно выплачивать Помпею оговорённую сумму (и, наверное, по особому требованию патрона, делать чрезвычайные платежи), исполнять разные другие требования патрона (например, поставлять зверей для гладиаторских игр в Риме, которые устраивали сторонники Помпея), в случае, когда Помпей поведёт войну – направлять своих солдат ему на помощь, и, видимо, хранить верность патрону – не искать в Риме помощи у врагов Помпея.

Возникали и другие ситуации, в которых клиенты обращались к патрону-Помпею за помощью, например, в 65-64 годах он как судья-посредник разрешал споры между клиентами (территориальный спор между Парфией и Арменией).

Вот иллюстрация положения одного клиента Помпея. Цицерон, наместник Киликии в 51 году, попытался помочь своему другу Бруту взыскать долг с Ариобарзана, царя Каппадокии и клиента Помпея. Вот как описывает сам Цицерон в письме, что у него вышло:

«Я добился, чтобы Ариобарзан уплатил ему (Бруту — ТА) таланты, которые он обещал мне. Пока царь был со мной, дело обстояло прекрасно, но затем шестьсот управителей Помпея начали на него наседать. Помпей же более могуществен, нежели все прочие, как по прочим причинам, так и потому, что он, как полагают, приедет для войны с парфянами. И вот ему теперь выплачивают следующим образом: каждый тридцатый день по тридцать три аттических таланта – и это из налогов; но для покрытия месячного роста этого недостаточно. Однако наш Гней переносит это с мягкостью. Он не получает основного капитала, а ростом, хотя и неполным, доволен. Никому другому царь не платит и не может платить; ведь у него нет казны, нет доходов. Налоги он взимает по способу Аппия (то есть очень отбирая у подданных всё, что можно – ТА); их едва хватает на уплату роста Помпею».

Надо ли говорить, что, конечно же, совершенно невероятно, чтобы Помпей действительно дал когда-то Ариобарзану в долг более 3300 талантов (разрешённый в Риме процент был тогда 1/100 в месяц). А значит, долг был фиктивным и на самом деле царь только исполнял свои клиентские обязательства.

Как может видеть читатель, Помпей становился для своего клиента на место Республики – царь платит Помпею оговорённую сумму, довольно большую (действительно ли финансовые дела царства были так плохи, как представлялось Цицерону – трудно сказать, во всяком случае, Ариобарзан смог через два года, в 49 году, собрать и привести Помпею 500 всадников, что позволяет предположить, что таким уж нищим царь всё-таки не был), а взамен на все финансовые претензии со стороны даже и римских наместников может отвечать отказом со ссылкой на того же Помпея.

Города Помпея.

Многие из завоёванных и покорённых Помпеем стран были населены в основном зависимыми крестьянами и почти не имели городов. По сравнению с наиболее сильными и развитыми государствами Средиземноморья того времени эти области были отсталыми и бедными. Те страны, где цари строили города и поселяли в них греков и македонцев, начинали развиваться и богатеть. Греческие (или устроенные по греческому образцу) города-полисы могли существовать только как коллективы свободных, самостоятельных и активных людей, с их появлением расширялись торговля и обмен, в самих городах развивалось производство. Через такие города страна как бы подключалась к «Интернету» того времени – получала доступ к общегреческому экономическому и культурному пространству, а значит, к наиболее развитым технологиям, к кредиту, к новейшим культурным достижениям (читатель ещё увидит, что и Парфия использовала ту же «сеть»). И наоборот, когда Митридат в Понтийском царстве в 70-х годах начал отбирать земли у городов и увеличивать подати с них, а на отнятых землях создавать военные поселения-«башни», такая политика увеличила отсталость страны, привела царя к поражению в войне с Римом и гибели.

Помпей основал только в римских провинциях тридцать девять городов, и ещё много городов создал или восстановил в клиентских государствах (например, восемь городов он создал в Каппадокии). В одних городах он поселял своих ветеранов, в других – местных крестьян, в третьих – пленных врагов. Все города, основанные Помпеем, естественно становились его клиентами. И как раз города могли получать от Помпея и настоящие займы – на строительство, а потом уплачивать по ним патрону проценты.

Чтобы исполнять свои долг патрона, и чтобы управлять провинциями и клиентами, Помпею нужно было практически с нуля создать целый аппарат управления. Вот об этом, к сожалению, практически ничего не известно, так что в основном приходится догадываться, как этот аппарат был устроен и из кого состоял.

Во-первых, у Помпея в Риме должен был быть «штаб», куда входили те, кому он доверял принимать важные решения и кому мог дать ответственные поручения. Автор предполагает, что Помпей, ещё раньше Цезаря, собрал для этого сильную команду управленцев, причём выбирал он их явно не за знатности, а за компетентность. В команде Помпея важные роли играли не только римляне, но и  греческие «философы», такие, как Теофан Милетский, и вольноотпущенники, такие, как Деметрий из Гадары. Аристократы были в ярости, когда видели, что какой-то вольноотпущенник, вчерашний раб, управляет для Помпея чуть ли не целыми царствами – союзниками Рима.  При «штабе» Помпей просто должен был иметь в Риме что-то вроде «канцелярии», куда стекались письма и гонцы от клиентов, и где их бы сортировали и готовили и отправляли на них ответы.

В провинциях Помпей мог воспользоваться аппаратом управления Республики – в каждую провинцию Рим направлял магистрата-губернатора (проконсула или пропретора), магистрата–казначея (квестора) и их гражданских и военных помощников, служба которых оплачивалась из казны.  Здесь Помпею нужно было только добиться, чтобы в его провинции были назначены правителями его люди.

А вот к клиентам, там, где требовалось помочь царям, или проконтролировать их, Помпей уже, выходит, опять должен был отправлять свих помощников в частном порядке – как тех «шестьсот управителей» к Ариобарзану.

 

  1. Рим. Республика и монархия. Династы.

 

Как же так вышло, что проконсулы стали сами вести свою собственную политику и создавать свои «государства» из владений Республики? Кто им дал такую возможность? И кто дал им на это право?

Ответ автора – возможность дала новая армия. Во главе новой армии полководец одерживал эти самые невероятные (автор понимает, что он уже просто захвалил  победоносную новую армию, просит прощения у читателя и обещает, что скоро он перейдёт к другим темам, и тогда этот поток эпитетов в превосходной степени прекратится) победы сам, один. Раньше, когда Рим вёл войны, метрополия посылала подкрепления, чтобы заместить традиционные огромные потери, чуть ли не ежегодно сменяла войска и полководцев, вела неспешные переговоры через посольства, так что выходило, что войну и победу одерживает  вся Республика.

Теперь же войну организовывал и вёл именно полководец, вдали от Рима, а зачастую и во вражде с правительством в Риме. Новая армия была  практически самоокупаемой и самообеспечиваемой, все её действия, от размещения и снабжения до непосредственно маршей и сражений, организовывал и возглавлял именно полководец. От его приказов и распоряжений зависела  война целиком, от дипломатической подготовки, переговоров с союзниками, составления армии из легионов и союзных контингентов, организации снабжения, выбора места расквартирования на зиму, маршрута похода, стратегии и тактики, до распоряжения захваченными трофеями и людьми и определения результатов войны, переговоров и заключения мира.  Именно он определял судьбу городов, племён и царств. Именно он, выходит, и вёл войну, и одерживал победы, а не далёкая Республика.

И вот тут власть полководца вдруг принимает новое качество. Из власти, данной ему на время Республикой, она превращается во власть, полученную от других, высших сил. Другую по самой своей сути. Власть одного человека, доказавшего, что он превосходит тех, кто ему подвластен. Власть, основанную не на  пергаменте или папирусе, не на постановлении или декрете, а коренящуюся в самом человеке, исходящую от самой особы властителя. Власть монархическую.

Это одна из величайших тайн истории — как возникает монархия. Кто (или что) даёт монарху право стать царём. Как один человек возносится над другими, и превращается в не-человека. В сверхчеловека. В монарха. В царя. И как все остальные, его бывшие сограждане, города и племена, враги и друзья, те, кто знал его всю жизнь, и те, кто ничего о нём не знал, подчиняются ему.

Автор не знает этой тайны. Он может только описать, как такое происходит. Можно определённо сказать, что большое значение здесь имеют: бессилие, действие, успех, признание. И ответственность.

Бывает так, что целые страны оказываются в опасности. И люди не могут справиться с этой опасностью, они бессильны перед ней. Бывает и так, что большие группы людей несут какую-то тяжесть, делают большое и трудное дело. И когда-то они изнемогают под этой тяжестью,  у них не остаётся сил продолжать.

И тогда находится один человек, который берёт на себя ответственность за жизнь, благополучие и счастье других: тысяч, миллионов. Такую большую, что отвечать ему уже не перед судом этих людей – нет таких человеческих закона и суда, нет такого наказания и такой награды, которые соизмеримы с тем, что он сделает, – и с тем, что случится, если он потерпит неудачу. Такая ответственность – уже перед чем-то большим, перед страной, перед богами…  Может, ему придётся изменить жизнь миллионов людей, а может, наоборот, отстоять её неизменность. Может, он не хотел этой ответственности, а может, наоборот, к ней стремился – теперь это неважно, важно только, справится ли он. И вот он не отказывается, он берётся, он идёт на риск и делает то, что никто другой не сделал. И он справляется, он устраивает их жизнь, их судьбу по-новому, многих губит, но остальных, большинство, сохраняет. И тогда люди покоряются ему. Они отдают ему власть над собой. Теперь он отвечает за них всех, теперь это его подданные, его народ. Боги говорят с народом через него, и он отвечает перед богами.

На Востоке уже 100 лет, со 160-х годов, усиливался хаос. Республика разгромила великие эллинистические царства, но не установила новый порядок. Наоборот, она поддерживала и разжигала хаос и анархию, поддерживала отделявшиеся от держав Селевкидов и Птолемеев царства и княжества, натравливала одних претендентов на престол на других, создала страну пиратов – Киликию, и никому не позволяла навести там порядок. Сменявшие друг друга у власти в Риме клики аристократов-нобилей только использовали этот хаос, чтобы грабить Восток, и отказывались принимать на себя любые обязательства перед подвластными, да даже и подвластными отказывались их признать – только «друзьями и союзниками».

На Востоке правление Республики всё больше воспринималось как грабительская система, прикрытая коллективной безответственностью римских сенаторов. При монархии (практически везде на востоке правили цари) за все действия государства отвечает царь, это его «предприятие» и он кровно заинтересован, чтобы у него была хорошая репутация и нормальные отношения с другими государствами. Царь ведёт дела за всю страну и любые претензии можно предъявлять к нему, лично. Даже если царь не соблюдает обязательства, хоть перед подданными, хоть перед другим царём, хуже от этого обычно как раз ему – рано или поздно счёт за все обиды так или иначе будет ему предъявлен – подданные изменят или восстанут, соседи пойдут войной или откажут в поддержке в трудный момент. Поэтому цари, которые хотят оставаться на троне и передать власть наследнику, просто вынуждены соблюдать свои обещания, соблюдать правила и вообще держаться, так сказать, в рамках приличий.

В Республике же не бывает суверена, лица, с которого можно спросить за несдержанное слово – поэтому Республика слова и не держала. Или иногда держала – не задаром, впрочем, — а потом брала назад. Каждый год (иногда реже, но уж точно каждые несколько лет) в восточные провинции приезжали из Рима новые проконсулы и пропреторы, которые и слышать ничего не хотели о том, что с прежними у провинциалов и союзников были какие-то договорённости и правила. Новые наместники отказывались от исполнения обещаний, или забирали у союзников назад отданное их предшественниками, а вот требовать всё, что положено им, не забывали. И сверх этого требовать тоже не забывали. Сложная система взаимоотношений между республиканскими  органами власти отлично помогала Риму и его наместникам нарушать слово и всегда толковать правила игры в свою пользу.  Что-то наместник мог сделать сам, на что-то ему нужно было разрешение сената или народа Рима, а что-то и вовсе было ему запрещено законом (но об этом знал только он), так что он всегда мог что-то пообещать, а потом не исполнить, или в Риме могли обнаружить, что наместник действовал незаконно, и его решения отменить. Если из-за несправедливого управления начинались восстание или война между союзниками, то Риму, точнее, правящей клике, это было даже и выгодно – можно отправить армию и при подавлении восстания хорошо пограбить, а за примирение союзников получить взятки от обеих сторон.

Тогда некоторые восточные цари в 90-х года попытались взять власть на Востоке в свои руки.  Цари Митридат Парфянский, Митридат Понтийский, Тигран Армянский поделили страны Востока между собой и установили в своих владениях мир. Но новый порядок не продержался и двадцати лет – из Рима пришли легионы Суллы и Лукулла, разгромили царей и разрушили его. К 67 году опять десятки мелких царств воевали друг с другом. Пираты из римской провинции Киликии грабили берега стран Востока и отправляли в Италию тысячи порабощённых, а римские наместники чаще отпускали случайно пойманных другими пиратов, чем ловили их сами. В возрождённом Лукуллом Сирийском царстве поставленный Лукуллом в цари Антиох воевал с поддержанным римским наместником Киликии Марцием Рексом претендентом на трон Филиппом, и оба платили Риму за поддержку (последнее – предположение автора).

А в 67 году на Восток пришёл во главе римской армии Гней Помпей. Он уничтожил пиратский промысел в Киликии, а сдавшихся пиратов поселил в новые города.  Он подчинил Сирию и Киликию Риму, и там, где был хаос и война всех против всех, установил мир и порядок. Он ввёл в новых провинциях налоги в пользу Республики, и его люди, когда они были наместниками, строго следили, чтобы римские всадники при сборе налогов не брали лишнего. Он прекратил войны между царями и взял на себя, как их нового патрона, разрешение споров между ними. Он установил твёрдые взносы себе от царей-клиентов, которые были им посильны, и защищал их от поборов наместников. Он добился полного признания всех своих восточных распоряжений в Риме в 59 году, и всеми силами отстаивал их неизменность, пока был жив. Цари приезжали в Рим за защитой своих дел к нему, и он защищал их перед сенатом и народом. Помпей стал для Востока тем, кого так долго ждали – сильным и справедливым повелителем. Царём.

Монарх – это суверен, он действует сам и ни у кого не спрашивает разрешения, он может поменять устаревшие правила игры. Республика аристократов слишком долго держалась за старые правила, так что Восток с радостью отдал власть над собой тому, кто взял на себя смелость эти правила изменить. С 63 года лучшая половина владений Республики оказалась под властью одного римского гражданина — Помпея. Но царём Помпей всё-таки не стал, его положение было двойственным и довольно необычным.

С одной стороны, для Востока он был правителем-патроном и гарантом того, что его новые правила будут соблюдаться. Там ему подчинялись миллионы людей и по его приказу клиенты могли собрать ему целую армию (как это и случилось позже,  в 49 году). С  другой стороны, в Риме он был только одним из девятисот тысяч граждан. Правда, не совсем уж таким, как все. Например, Помпей стал самым богатым из римлян. Годовой доход Помпея от взносов его восточных клиентов (если очень приблизительно посчитать, отталкиваясь от суммы, которую платил Помпею Ариобразан – 400 талантов в год) доходил, наверное, тысяч до трёх талантов или до 20 миллионов денариев. Это притом, что годовой доход Республики составлял тогда 50 миллионов денариев. Но всё-таки формально Республика власть Помпея ни в коей мере не признавала. Вот этот статус полу-царя, полу-гражданина автор и предлагает называть словом «династ». Помпей стал первым династом в Республике, но вскоре и другие политики захотели того же…

 

  1. Рим. Триумвират. Переворот Помпея.

 

Когда Помпей в 61 году вернулся в Рим, он демонстративно отказался от использования армии в политической борьбе, распустил армию, едва высадившись в Италии и всячески показывал готовность использовать только законные политические средства. Однако цели Помпея были, с точки зрения аристократии, всё равно незаконными. Помпей хотел утверждения сенатом его распоряжений на Востоке, то есть легализации его особого правового статуса в республике, в качестве своего рода «вице-императора Востока», патрона всех восточных царей и наделения его ветеранов (примерно 50 тысяч человек) землёй, то есть создания такой армии клиентов – граждан в Италии, которая бы сделала его едва ли не «царём» (всего граждан на последней переписи 70 года было зарегистрировано около 910 тысяч, и Помпей вместе со своими старыми клиентами, получил бы, по меньшей мере, 100 тысяч голосов — и 200 тысяч кулаков, которые всё чаще применялись тогда на Форуме как средство убеждения в политических дискуссиях). Для сената (то есть для Республики, как дело понимали сенаторы) это бы означало согласие на раздел владений Республики и власти в Италии и Риме с Помпеем. Аристократия на это, конечно, пойти не могла.

Поэтому аристократия (возглавляемая давним противником Помпея, Квинтом Лутацием Катулом, консулом 78 года) решительно выступила против Помпея. Помпею удалось добиться лишь «двоевластия» — он продвигал каждые год, начиная с 61,  одного человека из числа его сторонников в консулы (вторым консулом становился «оптимат» (так в Риме назывались сторонники власти «лучших (на латыни “optimi”) людей», то есть сенаторов). Но дальше это ни к чему Помпея не вело – сенат отказывался утверждать его распоряжения на востоке и наделять его солдат землёй.

В 60 году группа сенаторов во главе с главным героем этого повествования, Марком Лицинием Крассом, и его младшим партнёрам по заговорам и закулисным махинациям Гаем Юлием Цезарем (эта группа проиграла фракции  «оптиматов» Катула борьбу за власть незадолго до того, в 63 году, и была теперь в подчинённом у Катула положении) тайно перешла на сторону Помпея. Помпей, Красс и Цезарь заключили секретный пакт — «триумвират», по которому согласились действовать совместно, чтобы завладеть властью в Республике.

Договор этот они исполнили. Цезарь стал консулом 59 года. С помощью  вооружённых ветеранов Помпея, которые терроризировали магистратов-«оптиматов» и народное собрание, нарушив все законные и религиозные запреты, которые использовали аристократы, Цезарь провёл все законы, нужные Помпею.

И вот на этом Помпей остановился. Автор не хотел бы употреблять слова «совершил ошибку», потому что там и тогда Помпею, считает автор, было, конечно, виднее, что лучше делать, чем нам сейчас.

Помпей удовлетворился тем, что его ветераны получили землю и что его особое положение на Востоке было фактически признано (конечно, закон о признании его распоряжений (возможно, их было принято несколько) не утверждал прямым текстом его клиентских договоров с восточными царями, зато он: 1) утверждал передел восточных территорий, 2) молчал о клиентских договорах, то есть, могли сделать вывод все заинтересованные лица на Востоке, молчаливо их признавал).

Получается, Помпей на год отменил в Риме действие права, разрушил конституционный порядок, бросил Рим в кровавый хаос Цезарева консульства, чтобы в конце года сделать вид, что всё, никакой революции не было, всё в республике опять по-старому (не считая того, что рядом с сенатом и консулами  в республике появился этакий скромный гражданин Гней Помпей Великий, который и решает, кто будет консулом и что решит сенат).

Помпей не установил для себя никакой новой, особой или параллельной постоянной и законной должности или власти («империя»). Он, может быть, рассчитывал сохранять власть, опираясь только на своё неформальное влияние, на своих сторонников-сенаторов, своих клиентов и свои деньги. Если так, то это, конечно, это было невозможно из-за особенностей конституции (понимаемой здесь не как красная книжечка с Основным законом, а как устройство власти) Республики.

Высшие исполнительные магистраты – двое консулов – сменялись каждый год. Затем они, как правило, отправлялись в должности проконсулов управлять двумя консульскими провинциями, обычно тоже на год (консулу продляли полномочия, прежде всего – «империй», военную власть, на период управления провинцией, такой, с продлёнными полномочиями магистрат, и получал приставку «про-» к должности). Другими провинциями Республики управляли пропреторы. Проконсулы и пропреторы командовали армиями, они могли, в пределах провинции, а с разрешения сената – и за границей, воевать, вершить суд, налагать штрафы, да хоть города строить или реки поворачивать! Отвечали они за свои действия только после окончания срока управления, в Риме перед судом, если кто-то их обвинит в превышении полномочий или вымогательстве.

То есть, Помпей, предполагает автор, хотел сохранить за собой власть на востоке, чтобы в «его» провинциях новые правители не сделали подданных своими клиентами, чтобы на «его» клиентов-царей никто не пошёл войной и не завоевал их территории или не переподчинил их себе. Но тогда ВСЕ пропреторы и проконсулы должны были быть людьми Помпея! А значит, в Риме дела должны всё время идти так, чтобы никто из врагов (или просто не друзей) Помпея не был бы избран консулом или претором, а если бы был – не получил бы «помпееву» провинцию в управление.

Иначе уже через несколько лет от Помпеевой «вице-империи» на востоке ничего бы не осталось, она бы потихоньку растаяла, на её месте оказались бы «вице-королевства» новых промагистратов, уже с их клиентами вокруг.

Первое «сражение» за свои владения с сенатом Помпею пришлось выдержать уже в 61 году. Тогда сенат назначил пропретором Сирии (важнейшей из новых помпеевых провинций) своего человека, Марция Филиппа, на место оставленного управлять страной Скавра, Помпеева легата (военное и дипломатическое звание, примерно соответствует нашему «генералу»). Но уже в 59 году, в консульство Цезаря, пропретором Сирии снова стал бывший легат Помпея – Лентул Марцеллин. Так Помпей выиграл «первый раунд» и вернул контроль над Сирией.

Автору остаётся только заключить: Помпей в 59 году считал, что сумеет сохранить власть и влияние, оставшись частным лицом, что у него достаточно друзей и союзников среди римской знати, что он удержит в руках своих клиентов.

У Помпея был другой вариант. Ещё в 63 году народный трибун Рулл (за ним, как думали современники, стояли Красс и Цезарь) предлагал учредить «Децемвират» — Коллегию из десяти «децемвиров» для решения земельного вопроса. Эта коллегия имела все признаки своего рода параллельного правительства – она должна была существовать неопределённо долгий срок (пока проводит грандиозную земельную реформу и наделяет граждан землёй), иметь свою, отдельную от государственной, казну, и большие полномочия: «децемвирам» вручалась военная власть – империй, как высшим магистратам, преторам и консулам.

Красс и Цезарь, как полагает автор, тоже тогда, в 63 году, хотели, в конечно счёте, захватить власть в Республике, но не хотели делать это путём переворота. Для этого и они придумали (пока) получить на неопределённый срок должности и большие полномочия, которые бы им позволили на законной основе иметь власть и получать деньги, постепенно, раздавая землю, сделать своими клиентами большинство граждан – и тогда уже получить и «обычную» власть – постоянный контроль над консульством.

В 59 году Помпей на такое не пошёл. Всё-таки мало кто в Риме, даже, наверное, из сторонников Помпея, был тогда готов к введению подобной должности. Ведь чтобы сохранить законную власть над половиной владений Республики, а с ней – постоянное командование половиной римских армий Помпей должен был бы стать постоянным главнокомандующим и правителем этих территорий, не сменяемым каждый год, неподотчётным суду всё время, пока у него был империй. Выходит… опять выходит монарх! Нет, пойти на предоставление таких полномочий, даже самому выдающемуся гражданину, римляне были готовы только на время, в чрезвычайных обстоятельствах, чтобы спасти Республику.

Но всё же скоро Помпею пришлось признать, что он переоценил свои силы, и что без особой должности для себя он не справится. Дело в том, что триумвират оказался совсем не таким прочным союзом, как хотелось бы Помпею.

 

  1. Рим. Политическая борьба после 59 года.

 

Уже в середине 59 года Красс, кажется, решил, что партнёры его обманули. Цезарю досталось консульство, а после него – пятилетнее проконсульство в двух провинциях Галлиях (Цисальпийской — по эту сторону Альп, в Северной Италии, и Трансальпийской – по ту, в Южной Франции) с хорошей перспективой прославиться на войне в Иллирии (по крайней мере, именно на границе с Иллирией стояли 3 из 4 легионов Цезаря в 58 году, война в Галлии же, действительно прославившая Цезаря, началась для римлян случайно). Помпею досталось вообще всё, что он захотел, Цезарь взял на себя ответственность за нарушение законов и поднёс ему на блюдечке всю Республику. А Красс, когда-то богатейший человек в Риме (пока Помпей не вернулся в 61 году с восточной добычей) получил один несчастный закон для своих сторонников. Его сторонникам — всадникам (следующее за сенаторами по имущественному цензу сословие, когда-то в старину римская кавалерия, в 1 веке – деловые люди) сделали небольшое послабление в  налоговом бизнесе в провинции Азия.

Мало того – на следующий, 58 год, Цезарь собирался провести на выборах в консулы своего зятя, Пизона, а Помпей – своего легата, Габиния. А человека Красса, Аррия, отодвинули (хотя, кажется, сначала консульство обещали как раз ему) – консулов Республики ведь всего двое.

Автор должен пояснить тут читателю, что  Риме тогда дело обстояло так, что кто проводит выборы – друзья того на них и побеждают. А проводил выборы один из консулов. В 59 году, так вышло, что второй, оптиматский консул Бибул весь год не выходил из дому (если бы автора сначала сторонники Цезаря и Помпея посадили в тюрьму, а потом обсыпали навозом, автор бы тоже, пожалуй, больше на улицу не вышел – мало ли что они ещё придумают) и выборы проводил Цезарь.

Красс не собирался соглашаться с тем, что его человеку консульства не досталось. Он немедленно попытался одну интригу Бибула (у оптиматов тоже был свой кандидат и они, представь, читатель, тоже были недовольны Цезарем и хотели любым путём Цезаревы безобразия прекратить, а выборы выиграть) повернуть так, чтобы обвинить оптиматов в заговоре против Республики. А Помпеева Габиния – в том, что он с оптиматами заодно. Тогда бы Цезарю ничего не осталось, как объявить победителями выборов своего Пизона и Крассова Аррия.

Дело, однако, не задалось, доносчик (некто Веттий, бывший агент оптиматов) попался ненадёжный, автор бы мог рассказать об этом читателям побольше (дело очень интересеное), но видит, что и так отклонился от темы. В итоге консулами на 58 год выбрали Пизона и Габиния.

Примерно с этого момента, с выборов октября 59 года, можно считать, что триумвират как договор о политическом союзе перестал действовать. Теперь каждый из главных политиков был  сам за себя. В Риме сложились четыре главные политические группировки, борьба которых определяла политику все 50-е годы и привела в 54 году Красса к войне с парфянами.

 

  1. Рим. Первая группа: Помпей и его клиентела.

 

У Помпея не было, во всяком случае к 59 году, «друзей» в том смысле, как это слово понимали римские нобили. Для сенаторов «дружба» означала обмен политическими услугами – один защитил другого в суде, тот за это привёл своих клиентов поддержать первого на выборах, и так дальше. Часто дружба скреплялась брачными узами – один друг брал в жёны родственницу другого, или в брак вступали их дети, и тогда «дружба» становилась более прочным политическим союзом. «Дружба» переходила по наследству от отцов к детям.

У Помпея и не могло быть настоящей «дружбы» с другими римскими нобилями. Суть его политики была в том, что он стремился выделиться, занять особое положение даже среди нобилей, стать выше всех в Республике. А «дружба» предполагала равенство участников – я помог тебе, и могу, в свою очередь, когда мне понадобится, требовать помощи от тебя.  На это Помпей пойти не мог, если он хотел вести свою собственную «монархическую» политику и управлять клиентами, он должен был оставаться свободным от обязательств и сам решать, как он будет действовать в любой ситуации. Например, если Помпею нужно было добиться назначения кого-то наместником в «Помпееву» провинцию, никакие тайные сделки и компромиссы с учётом желаний «друзей», обычные в таких случаях в Риме, были для него просто невозможны – или в провинцию попадает человек Помпея, или Помпей теряет над ней власть.

Помпей и без того редко и мало занимался обычными и главными делами римского политика – участием в судах в качестве защитника и участием в предвыборных кампаниях в поддержку «своих» кандидатов. Он вообще, кажется, не любил участвовать в таких общественных мероприятиях, где он выступал бы как обычный гражданин Республики (которая, напоминает автор, дело общественное). Помпей думал, что это не соответствует его особому достоинству, что он выше этой возни. Он даже добился в 63 году через своих сторонников в Риме особой почести – права носить на играх пурпурный плащ (и лавровый венок). Но видно, это уж слишком выделяло Помпея в глазах граждан, причём в самом нехорошем смысле (в красных плащах когда-то ходили цари) и, один раз появившись на играх в красном в 61 году, он больше так не делал. Здесь оказалась та грань, за которую Помпей не мог шагнуть, не потеряв популярности в народе – а это была основа его положения в Риме. Может быть, именно эти эксперименты и привели его к решению не учреждать для себя особой должности  в 59  году.

Хоть Помпей и решил казаться обычным гражданином, он им всё-таки не был. Сами способности, которые так выделяли Помпея, были не республиканскими, а, скорее, «монархическими». Помпей был поистине выдающимся стратегом, он мог, как никто в Риме, составлять и реализовывать продуманные и грандиозные планы  больших войн и устройства подвластных Риму территорий. Горизонт его планирования был не 1 год (срок полномочий республиканского магистрата), как у всех почти его современников, а годы, иногда — десятилетия.  Помпей справлялся с управлением огромной, невиданной в Республике массой своих клиентов – и римских граждан, и провинциалов, и городов и царей. Но чтобы это делать хорошо, Помпей должен был много времени и сил отдавать этим занятиям, заниматься традиционной римской политикой ему было просто некогда! Да он и не отличался ни умением произносить речи, ни быстроумием, совершенно необходимым для любимых в Риме перепалок в сенате или на Форуме.

И в окружении Помпея преобладали люди, которые смотрели на него «снизу вверх» и исполняли его указания (вообще Помпей, как кажется автору, старался организовать свою власть и своё окружение на военный манер, когда решения командующего могут обсуждаться только до принятия, а после становятся приказами). Похоже, что это было одним из непременных условий вхождения в «команду» Помпея – играть на его условиях. Поэтому молодые римские нобили не очень-то стремились в неё входить – их целью была самостоятельная политическая карьера, как у предков — консулов. Те из них, кто был в партии Помпея в 60-х годах, братья Метеллы (Метелл Непот и Метелл Целер), когда их карьера подошла к консульству, столкнулись с тем, что Помпею не нужны сильные и самостоятельные соратники – только исполнители его воли. Тогда, в 62 году, Метеллы поссорились с Помпеем и перешли к «оптиматам» Катула.

Несколько старых консуляров в 50-е годы иногда поддерживали Помпея (в политической борьбе 70-60-х годов они с Помпеем были на одной стороне), но это была уже едва ли «дружба» – постоянного союза между ними и Помпеем не было. (Консулярами назывались бывшие консулы. Это были самые авторитетные сенаторы. Вместе консуляры были как бы правительством Республики, обычно они определяли, какое решение примет сенат.)

В «партии» (дальше автор будет использовать это слово без кавычек, но просит читателя помнить, что оно означает здесь не аналог современной политической партии, а группу римских сенаторов (или не только сенаторов), проводящих одну политику или собравшуюся вокруг одного лидера) Помпея были скорее не друзья, а клиенты – те сенаторы, кто был обязан своим положением Помпею и поэтому зависел от него. Большинство из них были подчинёнными Помпея в походах 67-62 годов (например, Афраний и Габиний), или в его более ранних войнах. Других Помпей спас, как Цицерона, которого благодаря помощи Помпея возвратили в Рим из изгнания, что, по римским понятиям, сделало Помпея патроном Цицерона.

Видимо, партия Помпея в сенате в интересующее нас время, в 59-53 годах, была сравнительно невелика и уж точно не соответствовала его претензиям на преобладающее влияние в Риме. Всего в римском сенате было в то время около 500 сенаторов (это всего, на заседания собиралось обычно поменьше), так вот, когда партия Помпея выступала в сенате отдельно, а не в союзе с какой-то другой (как, например, в Египетском деле 57 года, на котором автор остановится ниже), она не выигрывала голосования. В 56 году, когда сторонники Помпея, Красса и Цезаря собрались на севере Италии, в Луке, на встречу приехало всего 200 сенаторов.

Итак, у Помпея в партии было всего несколько консуляров, причём не самых влиятельных, таких, как перебежчик от оптиматов Цицерон и вояка Афраний, и несколько десятков сенаторов, может быть, их число доходило до 100.

Помпей располагал, однако, огромными денежными средствами, которые ему доставляли восточные клиенты. В 59 году денег у Помпея было, кажется, больше, чем у всех остальных римских партий вместе взятых. В избирательных кампаниях того времени деньги были одним из главных средств убеждения избирателей. Но, как увидит читатель, очень скоро соперники Помпея тоже нашли новые источники денег.

От использования другого сильного средства – вооружённых ветеранов – Помпей в 59 году отказался сам, после того, как с их помощью преодолел сопротивление оптиматов. Он последовательно в 50-е годы придерживался политики отказа от насилия. Автор полагает, что Помпей старался уменьшить негативное впечатление от вооружённого захвата власти в 59 году. Строго ограничив насильственные действия своих ветеранов 59 годом, Помпей таким образом пытался перенести ответственность за кровопролитие и насилие на непосредственно руководившего ими Цезаря. Ведь как только Цезарь уехал из Рима в 58 – насилие должно было (по плану Помпея) прекратиться! Это тоже имело для положения Помпея негативные последствия. Когда, начиная с 58 года, к организованному политическому насилию решили прибегнуть его противники, Помпей в Риме на какое-то время оказался беззащитным перед лицом новых вооруженных банд. В 57 году Помпею пришлось всё-таки опять вернуться к насилию. Он нашёл молодого и незнатного человека, имевшего организаторские способности и готового нарушать закон – некоего Тита Анния Милона и обеспечил его избрание в народные трибуны. Народный (или плебейский) трибун был особенным магистратом, защитником плебса. Он имел право, чтобы защитить простого гражданина, запретить (наложить «вето», на латыни «запрещаю») любому магистрату или сенату любые действия. Поэтому его личность была по закону священна и неприкосновенна. Надо ли говорить, что для вожака уличной банды это очень удобно! Как только Милона избрали трибуном, Помпей и получил на улицах свои вооружённые отряды.

«Монархическая» политика и пирамидальная структура партии Помпея в сочетании с отказом от насильственных средств политической борьбы определили слабость партии в Риме, где в традиционной политике самыми важными фигурами были не просто сенаторы, а нобили (которые занимали основные должности) и консуляры (которые определяли политику сената). Помпей в 59 году, как помнит читатель, оставил эту систему в неприкосновенности, и теперь был вынужден играть по её правилам. А это у него выходило плохо.

Именно из-за того, что Помпей не мог и не хотел устанавливать с консулярами отношения дружбы, он не мог получить сильные позиции в сенате – он мог подкупить сколько-то сенаторов, но серьёзные, принципиальные вопросы подкупом не решались. По этой же причине Помпей не имел кадрового резерва – кандидатов в консулы из числа своих клиентов. А это уже делало для Помпея защиту «своих» провинций и сохранение клиентов трудным делом.

В результате партия Помпея, имея наиболее сильные позиции в 59 году, с каждым годом теряла влияние в Риме, и вся власть Помпея уменьшалась.

 

 

  1. Рим. Вторая группа: Оптиматы.

 

Автор ещё раз напомнит читателю (об этом уже шла речь в главе 7), что «оптиматы»,  на латыни означает «лучшие». Так называли в то время в Риме сторонников сохранения преобладающей власти сената в Республике. В сенате же власть принадлежала высшей аристократии республики – членам нобильских семей. Система власти была устроена так, что ни одна из этих семей по отдельности просто не могла захватить власть. Больше того, когда какая-то семья очень усиливалась, большинство остальных аристократов против неё объединялось и, обычно, в конце концов добивалось возвращения к прежней ситуации, когда все аристократы находятся на более-менее равных позициях. А вот все вместе римские аристократы могли поддерживать такой порядок, при котором сенат правил Республикой, а на все должности избирались или сами аристократы, или те, кого они поддерживали, обычно их клиенты.

Всё же обычно получалось так, что правила Республикой совсем маленькая группа нобилей, которой на какое-то время удавалось получить большинство в сенате и проводить своих кандидатов в консулы. Чтобы, вопреки им, получить хоть какие-то должности, другим аристократам приходилось тоже собираться в группы – так образовывалась вторая по силе группа, «оппозиция», которая тоже могла претендовать на какую-то часть должностей.

До того, как Помпей в 62 году вернулся с претензиями на верховную власть, в Риме твёрдо правила группа аристократов во главе с Квинтом Лутацием Катулом, политиком суровым и благородным во всех смыслах этого слова. Катул проводил политику сохранения власти сената и всего старого порядка вещей, он противодействовал всем реформам, которые предлагали «популяры» типа Красса и отчаянно возражал против назначения Помпея главнокомандующим в восточной войне. В 61-60 партии Катула удавалось удерживать с Помпеем партитет по консулам и не допускать проведения Помпеем реформ. Однако в 60 году Катул неожиданно умер. Автор полагает, что власть его партии во многом держалась на его личных договорённостях и обязательствах перед ним, которые после смерти Катула перестали действовать.

Для оптиматов всё рухнуло. В 59 году они ничего не смогли противопоставить грубому нарушению всех законных процедур Цезарем и уличному насилию ветеранов Помпея, а на 58 год даже не провели ни одного своего консула. Это была катастрофа. Властители Республики упали с политического Олимпа в бездну.

Часть старших политиков — оптиматов, как, например, Лукулл, не смогли приспособиться к новым методам политической борьбы (Цезарь однажды в 59 году заставил Лукулла встать перед ним на колени) и совсем отошли от активной деятельности.

Остались молодые и отчаянные. Во главе оптиматов встал Марк Порций Катон. В 59 году ему было 36 лет. Правнук Катона Цензора, прославившегося  строгостью и неутомимой энергией, Катон стремился быть достойным великого предка.

Катон, имел очень ясные и простые политические принципы и идеалы, от которых стремился не отступать ни на шаг. Катон защищал Республику в её идеальном виде, ту Республику, в которую верили поколения римлян – союз свободных, мужественных и верных богам и заветам отцов людей, живущих по справедливости и закону. Защищал от любых реформ или изменений. Идеальным и достойным сохранения он считал тот строй, который достался Риму от предков – Республику. Конечно, во времена Катона многое в Риме было уже не так, как столетия назад, бедный городок превратился в центр огромной державы, а граждане — крестьяне с одинаковыми небольшими наделами – в сверхбогачей-сенаторов и нищих получателей государственного пайка. Цицерон говорил, что Катон говорит так, как будто живёт в идеальном государстве Платона, а не среди подонков Ромула.

Однако Катон не был оторванным от жизни мечтателем-теоретиком. Наоборот, он был упорным и бесстрашным бойцом. Катон никогда не уступал перед насилием и запугиванием. В самых безнадёжных ситуациях он не отчаивался и продолжал борьбу. Возможно, в стратегии, в целях он был не слишком гибких, но в тактике, в том, чтобы найти неожиданный ход, ему не было равных. Например, Катон мог сорвать принятие невыгодного решения сената, произнося речь целый день – прервать его никто не имел права, а с наступлением темноты заседание должно было закрыться.

Не был Катон и одинок. Пусть старшее поколение аристократов опустило руки перед славой, армиями и деньгами династов – их место заняли молодые оптиматы.  Катон через браки своих сестер и дочерей был в союзе с несколькими аристократами – знаменитым оратором и консуляром Квинтом Гортензием, Кальпурнием Бибулом, уже упоминавшимся консулом 59 года, молодым Домицием Агенобарбом. Всегда он мог рассчитывать и на своего друга и подражателя, такого же яростного республиканца Марка Фавония.

Конечно, такая небольшая группа нобилей, пусть и энергичных, принципиальных и популярных, среди которых только два консуляра, даже со всеми их клиентами, едва ли сама по себе представляла силу в тогдашнем Риме и могла сравниться с тысячами ветеранов Помпея. Агенобарб был богат, но далеко не так, как Помпей или Красс, а у самого Катона денег было не особенно много. И особенно сильный удар по оптиматам триумвиры нанесли, когда добились отправки Катона с посольской миссией на восток – два года, с 58 по 56, лидера партии не было в Риме. Но всё-таки по влиянию оптиматы были, пожалуй, вторыми после Помпея.

Главная сила партии Катона была в том, что она практически всегда могла рассчитывать на поддержку большинства сенаторов там, где нужно было противостоять триумвирам, династам, тем, кто хотел переворота в Республике. Большинство это – те самые 300 или больше сенаторов, которые в Луку в 56 году не поехали, то есть явно продемонстрировали, что не стоят на стороне ни одного из триумвиров. И главное, среди них было большинство консуляров, тех, кто руководил сенатом.

Сенаторы, не пошедшие в клиенты-подчинённые к Помпею или Крассу, не видели для себя ничего хорошего в их увеличивающемся влиянии. Для них оно означало только уменьшение собственного влияния, потерю возможности занять должности, на которые Помпей проводил своих малознатных подчинённых, потерю законных и незаконных доходов от участия в разных государственных делах, например, посольствах. Едва ли не любые попытки Помпея получить себе важное командование или протолкнуть своего человека на важную должность это большинство сенаторов встречало, так сказать, «в штыки». Без катона это сопротивление было очень неорганизованным, каждый тянул сам за себя. Но зато после возвращения Катона сенатское большинство охотно подчинялось ему везде, где нужно было противостоять Помпею или Крассу.  

По мере того, как достигнутые путём насилия в 59 году позиции Помпея и других триумвиров слабели – их консульства и специальные назначения заканчивались, эффект от популярных законов Цезаря забывался, «оптиматы» набирали силу. Помпею, чтобы сохранять власть, занимать новые должности и продлевать сроки полномочий провинциальным наместникам, приходилось снова и снова прибегать к насилию. А это всё уменьшало его популярность. На этом фоне воспоминания о мирных временах до 59 года, когда правили оптиматы, защитники старых добрых традиций, увеличивали и их поддержку в народе.  Уж Катона-то, величайшего сторонника законности в самом малом, трудно было обвинить в том, что он руководит уличными громилами, держащими весь Рим в страхе! Кроме этого, Помпей, Красс и Цезарь всё с большим трудом находили новых союзников среди нобилей, которых они могли бы поддержать в борьбе за консульство. Да и эти союзники не были вполне надёжными. А на стороне оптиматов было много молодых аристократов, которые один за другим достигали возраста, когда они могли претендовать на консульство, и не допускать их во власть становилось всё труднее. Например, Агенобарб смог баллотироваться в консулы на 55 год. К тому же, в 56 году Катон вернулся в Рим со славой и, похоже, большими деньгами.

Вот так,  после тяжелейшего поражения принципиальность,  упорство и молодость постепенно возвращали оптиматам утраченные позиции. А уж мешать Помпею и одним этим заставлять считаться с собой они могли всё это время.

 

14. Рим. Третья группа: Партия Красса.

 

Марк Лициний Красс, главный герой этого эссе, обладал неистощимой энергией, сильной волей и прямо-таки носорожьим упрямством. К тому же он был весьма изобретателен, хитёр и для достижения своих целей не брезговал почти никакими средствами. Эти качества помогли ему сколотить огромное, даже по высочайшим  тогдашним римским меркам, состояние – до возвращения Помпея с Востока в 61 Красс был богатейшим человеком в Риме. Нам даже повезло узнать (из Плутарха), сколько точно было денег у Красса. При этом алчным, или даже жадным Красс не был, вопреки тому, что утверждает тот же Плутарх. На этом автор ещё остановится подробнее.

Всё те же качества, однако, помешали Крассу достичь его главной цели – получить власть в Республике. Красс, в отличие от Помпея, не стремился к каким-то особенным почестям или званиям. Он не хотел, чтобы вся Республика склонилась перед ним, чтобы его называли великим, и даже доставшееся от предков прозвище «Дивес» — Богатый, как-то незаметно потерял.

Красс всего лишь хотел Республикой управлять, в самом традиционном республиканском стиле – чтобы главные должности-магистратуры занимали союзники и креатуры Красса, чтобы его влияние в сенате было преобладающим, и чтобы римский народ (народное собрание), когда нужно, предложения Красса поддерживал.

В таком желании самом по себе не было ничего страшного с точки зрения других сенаторов – все они добивались приблизительно того же. Но Красс добивался власти слишком опасными (для сената) средствами – он предлагал реформы власти не в пользу сената, он действовал через народное собрание, он пытался не потеснить, а вовсе отстранить от власти  правящую группу нобилей. Так что все  сменявшиеся у власти в Риме группировки воспринимали возвышение Красса как серьёзную опасность и стремились всеми силами ему помешать.

Дважды Красс терпел тяжелейшие политические поражения: в своё консульство в 70 году, когда ему пришлось уступить славу реформатора Помпею, отказаться от проконсульства и смириться с изгнанием из сената большинства друзей и союзников, и во время «заговора Катилины» в 63 году, когда Красса вынудили открыто отречься от своих сторонников, а многих его людей в сенате приговорили к высшей мере наказания – гражданской казни, изгнанию. Каждый раз при этом он полностью терял все достигнутые позиции – консульства своих людей, влияние в сенате.

Многие другие сенаторы даже после одно подобного поражения и бесчестия отказались бы от дальнейшего активного участия в политике (как это сделал, например, Лукулл после неудачной попытки противостоять Помпею в 59 году).  А Красс их как будто совсем не замечал, он собирался с силами после очередного поражения – и начинал всё заново, хотя ему это и было каждый раз всё труднее – он ведь не молодел! В 59 году Крассу уже было под шестьдесят. Выглядел он, как говорит Плутарх, старше своих лет – похоже, взлёты и падения всё-таки сказались даже на этом железном человеке.

В 50-х годах Красс и его люди были третьей по силе политической группой в Риме. У партии Красса были свои особенности.

Прежде всего, в партии было совсем мало авторитетных сенаторов, консуляров. Вот здесь, наверное, и сказались предыдущие политические поражения Красса. Тогда Крассу приходилось публично отрекаться от одних своих людей (обвинённых в заговоре Катилины и Лентула Суры), а других он не смог спасти от осуждения. Так осудили в Антония Гибриду, избранного с помощью Красса консулом 63 года. Автор думает, что из-за этого нобили стали считать Красса ненадёжным союзником, может, даже и слабаком, так что новые связи «дружбы» он завязать уже не смог.

У Красса ещё оставались старые, от предков унаследованные связи «дружбы» с могущественными нобильскими семьями: Аврелиями Котами, Юлиями Цезарями и Антониями. Но… из троих братьев Котт к 50-м двое умерли, а третий был осуждён, Цезари (тот самый Цезарь и его дядя, тоже консуляр) воевали в Галлии, а молодой Марк Антоний (читателю он наверняка известен – это будущий муж Клеопатры), возможно, решил поискать друзей повлиятельней – в 55 году он оказывается легатом в армии Габиния (того самого, человека Помпея, который стал консулом 58 года вместо Аррия, читатель ещё встретится с ним). Родственные связи Красса тоже, кажется, не приносили  политических плодов —  его сыновья были женаты на дочерях нобилей – Метеллов, но и Метеллы Красса не поддерживали.

Теперь же, в 50-х, Красс уже не мог добиться избрания своих людей или даже союзников на высшие должности, в консулы, на это его влияния не хватало. Читатель помнит, что Крассу не удалось провести в консулы Аррия в 59 году, а в последующие годы он даже, кажется, и не пытался этого делать. Впрочем, похоже, даже и кандидатов в консулы в партии Красса не было, кроме всё того же Аррия. По крайней мере, когда в 55 году одно консульское место было, наконец, добыто, Красс занял его сам.

Сколько-то клиентов – сенаторов у Красса, несомненно, оставалось. Пусть он не мог дать консульство, но обеспечить (влиянием и деньгами) избрание на менее значительные должности – квесторов и народных трибунов, — Красс, несомненно, мог. Так, в 50-х в партии Красса были трибуны – Публий Клодий и Гай Катон, квестор – Кассий. Кого-то из менее влиятельных сенаторов Красс мог привлечь на свою сторону и деньгами. Очень трудно сказать, сколько всего было сенаторов в партии Красса. Дело в том, что Красс, конечно, хорошо понимал слабость своих позиций в сенате и не вёл дела так, чтобы его людям одним пришлось голосовать за (или против) по какому-то вопросу – а без такого «эксперимента» посчитать их невозможно. Если всё-таки попробовать хоть как-то оценить их количество, то, наверное, исходя из той же цифры в 200 сенаторов-сторонников Помпея, Красса и Цезаря можно прикинуть, что у Красса сенаторов было, скорее всего, даже меньше, чем у Помпея – пожалуй, несколько десятков.

Считается, что Красс отстаивал интересы всадников – тогдашней римской «буржуазии». По крайней мере, Цицерон несколько раз об этом говорит. Автор сомневается, что все всадники (которые занимались самыми разными бизнесами – откупами налогов, морской торговлей, ростовщичеством) были в политике единодушны. Наоборот, мы знаем, например, всадников-ростовщиков, обслуживавших интересы «оптиматов» и ничуть не дружественных Крассу. Как бы там ни было, политическая роль всадничества была сравнительно невелика – они занимали треть судейских мест и имели значительное (но не решающее) число голосов в народном собрании на выборах консулов. Так что даже если Красс в 50-х годах и пользовался поддержкой значительного числа всадников (что, добавим, весьма сомнительно, так как власти у него было мало и обеспечить благоприятные для деловых людей  политические решения он не мог), это ему не очень помогало.

Главная сила партии Красса была не в сенаторах и не во всадниках, а в поддержке столичного плебса. Красс всегда любил в политике делать неожиданные ходы. Вот и теперь, в 59 году, когда провалилась его третья попытка добиться власти обычным путём, через консульство Аррия, Красс решил использовать новомодный метод, принёсший успех Помпею – организованное насилие.

В Риме с 62 года действовал закон, по которому беднейшим гражданам государство бесплатно выдавало хлебный паёк. В Городе и без того была масса бедняков – мелкие сельские хозяева Италии разорялись из-за притока дешёвого заморского хлеба, многие из них бросали свои дома и собирались в Риме. Здесь, в большом городе, можно было или перебиваться случайными заработками, или пойти в клиенты к богатому гражданину и жить на подарки от патрона. Теперь же пропитание этих людей было обеспечено государством, и у некоторых из них появилось больше свободного времени. Имущественное расслоение римских граждан в это время зашло так далеко, что беднейшие граждане всё менее уважали Республику, в которой им отводилось довольно жалкое место. Так что к нарушению законов Республики, участию в беспорядках и уличному насилию они были вполне готовы. Тем более ветераны Помпея показали в 59 году отличный пример – несколько месяцев они во главе с Цезарем терроризировали Город, и не только не были наказаны, а наоборот, добились принятия законов, которые наделяли их землёй, даром! Дело оставалось только за вождём.

И Красс нашёл вождя. Публий Клодий, молодой нобиль из знатнейшего рода Клавдиев, угодил по собственной глупости в 61 году в неприятнейшую историю – был обвинён в святотатстве и попал под суд. Красс, как мы знаем из писем Цицерона, подкупил судей и спас Клодия от осуждения. Видимо, тогда Красс и заполучил Клодия к себе в партию. Плутрах рассказывает, что Красс предпочитал давать взаймы без процентов, но вот востребовал долги со всей строгостью. Едва ли деньги, которыми были подкуплены судьи, Красс Клодию подарил – скорее, предложил отработать.

В 59 году Клодий переходит из патрициев (старинное сословие, в которое входили потомки самых знатных и древних родов Рима) в плебеи (к которым относились все прочие граждане, собственно, народ), и немедленно избирается плебейским (народным) трибуном на 58 год. Клодий окружает себя вооружёнными рабами и гладиаторами и возглавляет, с самой радикальной программой, римские низы. В Риме начинается время постоянного уличного насилия, господства вооружённых шаек на улицах Города.

С этого времени и до самого конца карьеры в качестве вожака вооружённых толп – а она закончилась в 52 году смертью в стычке с другой бандой – Клодий нападал (и в прямом, и в переносном смысле) на всех, наверное, тогдашних римских политиков – Помпея, Катона, Цицерона… кроме одного – Красса.  В некоторых делах люди Клодия и вовсе Красса прямо поддерживали. Конечно, вряд ли Клодий действовал исключительно по приказам Марка Лициния, ну так тому и не нужны были подчинённые – чай, не Помпей. Скорее, у них было партнёрство – один даёт деньги и задаёт общее направление, когда нужно, другой деньги отрабатывает, а в прочем волен делать то, что хочет.

Поддержка вооружённых низов стала сильным политическим рычагом в руках Красса – но ни в коей мере не абсолютным оружием. Банды Клодия не могли дать Крассу главного — ни влияния в текущих политических делах, которыми руководили большинство сената во главе с принцепсами и магистраты, ни возможности провести своих людей в консулы. Они могли, однако, срывать практически любые государственные акты – выборы, заседания сената – но не бесконечно, а раз-другой. Иногда Клодий и его люди могли терроризировать народное собрание и принимать законы (устанавливающие общие правила, что в политике важно, конечно, но всё-таки не первостепенно). Красс, выходит, получил скорее оружие для обструкции, создания помех действиям Помпея и «оптиматов».

Итак, Красс в 59 году стартовал с очень слабых позиций, но так энергично использовал все доступные средства борьбы, особенно незаконные, что другие партии вынуждены были с ним считаться. Красс мог удерживать своё положение «третьей силы», время от времени демонстрируя, через Клодия, свою силу и выжидать более благоприятного момента.

 

 15. Рим. Четвёртая группа: Партия Цезаря

 

Гай Юлий Цезарь, будущий разрушитель Республики, пожизненный диктатор, и прочая, и прочая, был до 59 года пока ещё только молодым политиком, подающим большие надежды. Автор считает, что Цезарь входил тогда в партию Красса. По крайней мере точно известно, что Красс в 61 году поручился за долги Цезаря на огромную сумму в 800 талантов.

В 59 году Цезарь стал консулом и, как помнит читатель, решительными действиями добился ошеломляющей победы над оптиматами. Так он сразу занял место в первом ряду римских политиков. Цезарь заключил союз с Кальпурнием Пизоном (женился на его дочери) и провёл Пизона в консулы на 58 год. Цезарь получил особым законом в проконсульство на 5 лет – небывалый по римским меркам срок —  две провинции, Цизальпинскую Галлию (север современной Италии) и Нарбоннскую Галлию (юг Франции).

В 58 году Цезарь отбыл в свою провинцию. Похоже, он с самого начала планировал использовать долгий срок проконсульства для того, чтобы возглавить победоносную войну и получить, подобно Помпею, клиентов и создать своё собственное «царство» в завоёванных им странах. Правда, Цезарь сначала, кажется, собирался воевать в Иллирии (современная Хорватия) и на Дунае, а получилось так, что он втянулся в войны в Галлии (современные Франция и Бельгия), потом в Германии и Британии. В 56 году ему продлили срок наместничества на 5 лет, так что все 50-е годы он провёл вне Рима, возглавляя завоевания и устраивая в Галлии новую провинцию. Поэтому в политической борьбе в Риме Цезарь участвовал довольно мало, и главным образом для того, чтобы оставить за собой проконсульство.

После того, что Цезарь совершил в 59 году, он стал злейшим врагом оптиматов и лично Катона. Поэтому у Цезаря не было иного выбора, как поддерживать союз с Крассом и Помпеем. Из троих триумвиров именно Цезарь был жизненно заинтересован в его сохранении – ведь сам он имел очень слабое влияние в Риме и отстоять свои интересы в одиночку бы не смог. (В скобках автор заметит, что так и вышло в 52 году, когда у Цезаря не осталось в Риме союзников – ему очень скоро приказали отдать провинции, распустить армию и приготовились отдать его под суд за то, что он устроил в 59 году – оптиматы ничего не забыли.)

Всё же у Цезаря были сторонники в Риме. Его близкими родственниками и сторонниками были два консуляра – Пизон и другой Юлий Цезарь, Луций. Цезарь обычно мог проводить своих людей на низшие магистратуры – например, его сторонник Ватиний был в 59 году народным трибуном. Офицерами в армии Цезаря побывали многие молодые аристократы, некоторые из них возвращались в Рим и там с помощью Цезаря добивались магистратур. Так что постепенно влияние Цезаря в сенате усиливалось. Автор думает, что сколько-то из тех двухсот сенаторов в Луке в 56 году были сторонниками Цезаря – наверное, несколько десятков.

В 59 году Цезарь выдал свою дочь Юлию замуж за Помпея, что должно было бы создать между ними крепкий союз. Однако и с Крассом Цезарь не разрывал связи, например, сыновья Красса, Публий и Марк, занимали у него в армии важные должности. У Красса же с Помпеем иногда отношения в Риме обострялись очень сильно. В такие моменты, наверное, они оба начинали требовать от Цезаря, чтобы он определился, на чьей оно стороне. Один раз Цезарь сумел вместо этого их помирить, но так не могло продолжаться вечно, рано или поздно ему пришлось бы выбирать.

Сила и влияние Цезаря росли по мере его новых военных успехов в Галлии, за несколько лет он подчинил эту огромную страну Риму. Победы в Галлии приносили Цезарю большие деньги, так что он даже мог набирать новые легионы и платить им жалование за свой счёт, мог и покупать себе сторонников в Риме, и другими способами увеличивать свою популярность – организуя и оплачивая строительство храмов, например. Именно эта растущая независимость и слава Цезаря делали его всё менее удобным союзником для Помпея. Цезарь тоже вступил на путь «династа». Но положение Помпея как «династа» в Риме было основано прежде всего на его авторитете как величайшего полководца, защитника, который готов возглавить армии Республики в трудную минуту. А если у Рима появился новый, молодой великий полководец, тогда за что столько власти и влияния остаётся старому? Автор думает, что как раз потому, что Цезарь выбрал путь к власти такой же, как у Помпея – через принятие ответственности и подчинение части Республики, монархический, — разрыв их союза стал неизбежен. А дальше или кто-то из них должен был открыто подчиниться, или дело дойдёт до конфликта. Царь может быть только один.

А вот с Крассом у Цезаря не было никаких причин для разногласий. Наоборот, они могли прекрасно сотрудничать – Цезарь воюет в Галлии, Красс занимается политикой в Риме. Так что когда в 54 году Юлия умерла, так и не родив Помпею ребёнка, для Помпея не осталось никаких причин поддерживать союз с Цезарем.

16. Рим. Пятая группа: отстранённые от власти.

 

Как автор говорил выше, у третьей по силе политической группы аристократов или у отдельных семей шансов попасть в консулы было уже совсем немного – консульских мест только два, — так что те, кто не принадлежал к сильнейшим группировкам, оказывались оттеснены от власти. Однако они могли… просто подождать. Никакая группа нобилей не могла монополизировать консульства просто потому, что людей в ней было для этого недостаточно.

Математика здесь простая: в год правит два главных магистрата — консула и восемь тоже довольно влиятельных магистратов — преторов. Те, кто не дошёл даже до должности претора, в счёт не идут, их статус низок, влияние незначительно, в сенате им могут даже не дать выступить. Далее, время политической активности римского политика – примерно с 40 (в преторы можно было избираться с 40 лет) до 60 лет, то есть 20 лет. Значит, за 20 лет, примерное время, когда у власти находится одно поколение аристократов, есть, получается, место для примерно 160 человек из тех, кто претендует на место в «первой лиге» и для 40 – в «высшей лиге».

При этом в партии-группе обычно было три-пять семей аристократов, редко больше. Это даёт нам примерно 10 мужчин-кандидатов в консулы на 20-летнее поколение. И это ещё большая удача, если они не сильно отличаются по возрасту, то есть могут обеспечить удержание власти – последовательное занятие консульств.

Ну хорошо, нашей правящей группе можно найти сколько-то «новых людей», незнатных клиентов, полностью зависимых, и протолкнуть их в консулы. Но и этому есть пределы, не так много незнатных настолько талантливы, что хотя бы преторами становятся!

И тогда хочешь — не хочешь, правящая группа уже через два-три года после того, как получит власть, или вынуждена идти заключать союз с теми семьями, у кого есть готовые кандидаты в консулы, или и вовсе уступать им первенство в Республике.

Так получилось и в 50-е. Большинство нобильских родов не входили ни в одну из четырёх ведущих политических групп. И всё равно всем партиям пришлось очень скоро искать поддержки у тех, чьи предки много раз занимали консульскую должность. Казалось бы, в 58 году власть триумвиров была полной и безусловной, но уже на 57 год ни у одного из триумвиров не нашлось своего кандидата в консулы.

Старинные аристократические семьи Метеллов, Корнелиев Лентулов, Клавдиев Марцеллов, Марциев Филиппов, Эмилиев Скавров были уважаемы и популярны в Городе, богаты, пользовались  поддержкой многочисленных клиентов, — и они тоже получили свои консульства в 50-е. Автор не будет останавливаться на этом подробнее, но просто просит читателя и эту подробность тоже иметь в виду. В любом случае, полагает автор, правильнее будет говорить, применительно к войне с Парфией, о действиях одной из четырёх главных римских партий, но иногда участниками событий становились с римской стороны и деятели со своими особыми интересами, вот из этой, пятой группы. Они были слишком слабы, чтобы вести какую-то особую, самостоятельную политику, так что всё равно вынуждены были проводить линию той или другой из партий, но иногда могли делать что-то для собственной выгоды. 

Продолжение следует

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *