С чего начинался Луганск? С «мазанок» канувших в Лету казаков-бродников? С Указа матушки-императрицы Екатерины II? Как по мне, он начинался с людей, однажды сказавших себе…
«ХВАТИТ, НАБЕГАЛИСЬ!»
«Ныне отпущаеши раба Твоего …» – надломленным голосом выводил отец Андрей, захлебываясь слезами.
Село догорало медленно, словно огарок свечи на оскверненном алтаре, что батюшка каким-то чудом отыскал на руинах собственного храма. Каменного брода больше не существовало. Налетели, пожгли, уничтожили ногайцы. Четверть села стояла за спиной священника: все кому посчастливилось уцелеть.
Вторая: поколотая, порезанная и изрубленная лежала прикрытая ряднами у крыльца. И среди тех мертвецов – матушка и двое из шести сыновей отца Андрея.
Куда делась третья-знал разве что степной ветер.
Хоронили наскоро. Молча. Даже дети не плакали. Потом начали собираться в дорогу. Побросали на три повозки все, что помиловал огонь и не стащили загребущие степняки. Сами взялись за оглобли. Только в повозку отца Андрея впрягли единственную, невесть как схоронившуюся клячу.
– Веди нас, отце.
– В Курск идем, люди! Пусть нам Бог помогает! – перекрестив сельчан, произнес священник.
И чередой тронулись в путь. Лишь когда вскарабкались на кручу, кто-то вдруг заметил пропажу Никиты – мельникова сына.
– Он последним шел, и Гапка – сестра его рядом была, – доложили батюшке.
– Ждите здесь! Сейчас приведу! — скомандовал тот, бросая вожжи.
Мельников дом, точнее – то, что от него осталось – стоял на берегу Лугани. Там и нашел детей отец Андрей.
Мертвенно-бледный Никита молча смотрел на пожарища. Рядом в куче золы копошилась чумазая усталая Гапка.
– Пора…Никита, – тихо молвил священник, тронув плечо отрока. – Родителей уже не вернешь. Им Царство Небесное, а вам с малой жить… спасаться надо.
– Бежать? – глухо спросил тот.
– Бежать…
– Благословите, отче! – неожиданно с жаром воскликнул парень.
– Господь благословит, чадо!
— Вот и славно! Гапка, там за погребом лопата лежит. Неси скорее!
Девчонка юркой мышкой бросилась выполнять приказ брата.
– Стой, хлопче! Ты что ж это удумал?! – растерялся отец Андрей.
– Какую ни какую землянку себе выкопаем, – послышалось в ответ. – Остаемся мы, отче.
– Да ты что, рехнулся! Не выживете сами! В ногайский аркан сам дурною башкой лезешь и сестру туда же тянешь! – прикрикнул на неслуха сельских душпастырь. – Довольно вытребенек. Бежать надо!
– Хватит! Набегались! А ногайцы пусть приходят. Хоть одного, да в этой земле оставлю.
………………….
На окаменевших ногах взбирался в гору растерянный батюшка.
– Сам … а где же хлопец?! – шепотом неслось по толпе, пока священник ни на кого не глядя шел к своей телеге.
– Амвросий! – наконец отозвался он.
Горбоносый тщедушный пономарь словно из под земли вынырнул. Поклонился.
— Выпрягай конягу! В Курск ты всех поведешь… я остаюсь…
И тишина мигом взорвалась животным ужасом.
– Не бросай нас, отче!
– Пропадем без тебя!
– Что, что он сказал тебе, отец ты наш?!!
– Сказал: «Хватит! Набегались!». Бегите, спасайтесь! А я… набегался уже! – молвил отец Андрей, с самоубийственной решимостью берясь за оглобли. – Пусть Вам Бог в пути помогает!
Спускаясь в выгоревшее село, священник слышал, как заскрипели колеса, и разношерстная валка людей, понемногу разворачиваясь, двинулась вслед за ним. Бабы голосили словно на похоронах. Но сквозь этот вой пробивалось упертое, мужицкое «Хватит! Набегались!»
P.S. И ведь остались, чтобы сеять хлеб и резаться с незваными гостями до последнего пацана на степном хуторе. А потом подсобили бежавшие от турецкого ига отчаянные сербы. За ними подтянулись и беглые русские крепостные мужички (поскольку с «Донца и Дона выдачи нет»). Да и кто только не приходил сюда, чтобы остаться. Благо, тучной земли-кормилицы хватало с избытком. А великая, добрая, могучая Степь, как в тигле, переплавила в единое целое эту «вавилонскую» мешанину народов, явив миру поколения сильных мужчин и прекрасных женщин. Людей, которые в грозном 2014-м скажут себе и новым захватчикам «Хватит! Набегались!»
И «все опять повторилось сначала».