Андрей Чернов
Публицист, литературовед, критик. Выпускник Луганского университета им. Т. Шевченко. Публикуется с 2004 года. В литературоведении основная сфера интересов – русская советская литература 20-40-х годов прошлого века, русская литература первой волны эмиграции, литература о Великой Отечественной войне, литература Донбасса, генезис фантастической литературы. Публиковался в различных изданиях Донбасса, Украины, России. Автор книги очерков «Притяжение Донбасса» (Москва, 2016) и более 120 публикаций. Зам. главного редактора литературно-художественного альманаха «Крылья» (Луганск). Секретарь правления Союза писателей ЛНР с декабря 2014 года.
Печатается в сокращении
Пожалуй, слишком часто я слышал этот вопрос: «Почему вы не уехали?» Звучал он так часто, так настойчиво и с легким укором, упреком, что будь на моем месте кто-нибудь другой, то могло возникнуть даже чувство вины. Многие представляют войну пожаром. Вот, пожар (война) охватил твой дом. Бессмысленно в нем оставаться, нужно себя спасать, бежать от безумной стихии. Приблизительно так представляют себе войну те, кто задает мне подобный вопрос.
Но не следует сравнивать пожар – стихию, возникшую помимо чьей-либо воли, с войной. Война – не пожар, а поджог. И это в корне меняет значение. Поджог – это решение чьей-либо воли, осуществленное целенаправленно. Именно таким поджогом был охвачен (да и продолжает еще быть охваченным) Донбасс. А раз война – поджог, проявление воли другого существа, то почему я, неповинный в войне, должен испытывать чувство вины? Почему я, не поджигавший свой дом, должен бежать из него? Почему вопрос: «Зачем вы поджигали Донбасс?» не задают тем, кто виновен в этой войне, лживым украинским политикам? Может быть, если бы им задавали такой вопрос достаточно часто, то у них бы и пробудилось чувство собственной вины.
А мы, жители Донбасса, остались в своем доме, охваченном войной, для того, чтобы его спасти. Для того, чтобы никто не сказал после: «Зачем сожалеть об охваченном огнем Донбассе? Ведь там нет мирных людей». Для того, чтобы сохранить все подробности трагедии Донбасса, чтобы сохранить правду о всех несчастиях, обрушившихся на нашу родную землю и сказать ее в лицо беззастенчиво врущим украинским политикам и тем мировым силам, которые стоят за их спиной и прикрывают преступления своих украинских подопечных.
Нет, я не испытываю сожаления в том, что остался. Я был нужен здесь, я был нужен Луганску и луганчанам. И они мне были нужны. И разлука с Луганском, пусть и вынужденная, воспринималась бы мною как предательство.
В знаменитом фильме Эйзенштейна и Васильева «Александр Невский» сценаристы (среди которых и сам режиссер Сергей Эйзенштейн) в уста Александра Невского вкладывают русскую поговорку: «С родной земли – умри, да не сходи». В поговорке этой, как мне кажется, отражена одна важная ментальная черта русского народа. Внутренняя, глубинная связь русского человека с родной землей. Эта связь не прерывается с завершением жизни. Даже мертвый остается на родной земле, «не сходит». Но мертвым легче выполнить этот святой завет. Куда сложнее живым, особенно, когда к твоим рукам прижимаются маленькие дети.
Самой большой проблемой пребывания в Луганске, обстреливаемом украинскими карателями, меня и моей жены, Светланы Сеничкиной, были наши дети. За себя мы не боялись, весь страх, переживания были лишь о наших детях – пятилетней дочери Валентине и сыне Александре, который родился в феврале 2014 года. Они разделили все тяготы блокады, пережили вместе с нами обстрелы Луганска. Думаю, каждый понимает, что страх за жизнь и здоровье своих детей во сто крат больший, чем страх за собственную жизнь. Скрываясь в подвале, прижимая к груди ребенка, мы не раз мысленно воскрешали в памяти фотографии погибших на донбасской земле детей. Только это побудило меня в начале августа обратиться к ополченцам за помощью в эвакуации жены и детей. Но, увы, в августе эвакуация из города была уже невозможна. Украинские каратели взяли плотным кольцом город Луганск, не щадя никого вели огонь на поражение, зверски мучили, уничтожали население оккупированных ими населенных пунктов.
В дни почти ежедневных августовских обстрелов Луганска я как никогда остро и ясно осознал непередаваемую связь с родным домом. Дом для меня всегда был большим, чем жилище. Мой дом был построен руками моего прадеда Николая Пантелеевича Львова, коренного вергунчанина, в начале 1920-х годов. Несколько поколений моей семьи связано с этим домом. Дом пережил Великую Отечественную войну, Бог хранил его и его обитателей, которые не покинули его даже в ту войну. Удивительно ли, что я решил также, как мои прадеды и деды, остаться вместе со своим домом? Пусть бы и грозила мне смертельная опасность.
В августе, когда обстрелы нашего района Луганска были ежедневными, я как-то по-особенному стал смотреть и ощущать свой дом. Сложно сказать, чем было это вызвано. Пожалуй, причиной тому – вид разрушенных прямыми попаданиями снарядов домов, тем более, что за наглядностью ходить далеко не приходилось, в самой непосредственной близости от моего дома были разрушены два дома снарядами, а третий горел от попадания «Градом». Может быть, это покажется странным, но я ощутил свой дом своеобразным живым существом, своего рода членом семьи, одновременно безмолвным каменным исполином и живым хранителем семьи. И как любое живое существо, мой дом также испытывал боль от своих ран – от трещин на стенах, вызванных близкими разрывами, от выбитых стекол, от отбитых осколками снарядов кусков кирпичей в кладке стены. И совсем как живой, дом мой вздыхал всей своей кровлей, когда взрывная волна, поднимаясь вверх от земли, рвала ее с гвоздями. Сохранив нас живыми, мой дом оказался израненным. И не брошенным. Ведь как можно бросить члена своей семьи?
Впрочем, зря я оставил приведенный выше вопрос открытым, без ответа. Это для меня ответ очевиден – родных не бросают. Этот ответ был ясен для многих жителей Донбасса, Луганска в эти летние дни, сжигаемые зноем войны. Так, в начале июля, когда стало очевидным фактом стремление украинских карателей взять Луганск в окружение, когда ужасная судьба Славянска нависла и над Луганском, и над Донецком, люди принимали пусть сложные, но все же сильные решения. На своей странице в Фейсбук я сделал такую запись:
Июль
1.07. 2014. Украинские журналисты вопят на каждом углу об убийстве ополченцами луганского укронационалиста Владимира Семистяги.
2.07. 2014. Опять 2 число месяца – и опять чудовищное преступление. 2 мая – жуткая трагедия в Одессе. 2 июня – жестокий авиаудар по Луганску. И вот теперь – авиаудар по селу Старая Кондрашевка, старому селу донских казаков. 9 погибших, 11 раненых. Среди погибших – пятилетний мальчик, ровесник моей дочери.
В этот день мы с дочерью несколько раз наблюдали в небе над Луганском самолеты. Наблюдали их и вчера. Летающая смерть… Что за бессердечные существа сидят в кабинах этих самолетов? Любили ли они когда-нибудь? Есть ли у них дети? Есть ли у них Родина? Приказ – это всегда выбор, всегда возможность сделать выбор. Какая страшная ненависть к человеку могла заставить пилота выпустить ракету по беззащитному мирному селу?
Сегодня же украинская авиация нанесла удар по стекольному заводу «Пролетарий» в Лисичанске, уничтожив один из цехов этого, в общем-то, успешного предприятия. Уничтожается экономический базис Донбасса.
Украинский фашизм. Он возможен только под попустительством США и Евросоюза. Ведь здесь нет террористов. Здесь просто люди.
Киевские преступники осуществляют уничтожение Луганской земли. Точечные удары по военным? Нет. Авиация бомбит села вокруг Луганска. Это уничтожение всех, кто остался с Луганской родиной. Будь проклят Петр Кровавый и все украинские националисты!
3.07. 2014. Металлист был занят украинской армией. По позициям украинских силовиков ополченцы нанесли артиллерийский удар.
Сегодня Мальцев мне рассказал, что по украинскому радио передавали запись заседания Верховного Совета Украины. Заседание начали с минуты молчания по Семистяге, одному из немногих украинских националистов в Луганске. Никакой минуты молчания по погибшим в Станице Луганской не было. Они ведь «неправильные» украинцы, по ним не надо скорбеть.
4.07. 2014. Позавчера мне звонила луганская писательница Елена Настоящая. Она была в Крыму, поехала немного отдохнуть. Пробыла несколько дней. Сказала: «Здесь (в Луганске) остались мои родители… Я не могу быть далеко от них». Я отговаривал ее возвращаться в Луганск… Сегодня она мне позвонила – уже в Луганске.
Уважаю Лену. Настоящая русская.
Сегодня днем долго работала вражеская артиллерия. Мы сидели в подвале. Хотя я периодически выходил для разведки.
В результате обстрела повредили то ли линию электропередачи, то ли водонапорную станцию. Восточная часть города без электричества и воды. У нас и вода, и электричество есть.
Мысли печальные. Но стараемся не унывать.
Сегодня утром моя пятилетняя дочь Валентина игралась в песочнице. Во время игры она в песочнице сделала бомбоубежище для своей куклы. Какое детство – такие и игры. Дети войны.
Киевским преступникам не простим. Никто. Никогда.
А вечером пережили «Град». К счастью, украинские каратели промазали. Мы целы, дом цел и вокруг соседние дома – целы. Снаряды «Града» попали, кажется, в посадку у реки. Но не уверен.
Буду на связи. Господь с нами.
2.08. 2014. Исчезла мобильная связь. На всех ближайших улицах нет электричества. До минимума упало давление в водопроводе, вода еле-еле течет.
Узнали, что во время одного из предыдущих артобстрелов погиб священник нашей вергунской Вознесенской церкви отец Владимир. Царствие Небесное новопреставленному рабу Божию Владимиру.
Во второй половине дня был сильный артобстрел.
3.08.2014. Электричества, кажется, нет нигде в городе. На многих улицах нет воды. У нас вода есть только ночью, появляется после 10 часов вечера, тонкой струйкой, как спичка. Но есть до утра. Ночью запасаем воду на весь день, моем посуду. На многих соседних улицах воды нет абсолютно, даже ночью. Правда, на ул. Черниговской и ул. Радиусной вода есть.
Мобильной связи нет.
Взрывы не только на севере и востоке от нас, но и на юге. Кажется, бои идут везде, со всех сторон.
Сегодня заходил к Анатолию Мальцеву. Он сообщил, что вчера, во время артобстрела, убило женщину на их улице – Ольгу Кузнецову, старшую медсестру 5-й городской поликлиники. Женщина была в своем саду, где-то по соседству разорвался снаряд. Осколочное ранение в грудь и практически мгновенная смерть. Царствие Небесное новопреставленной рабе Божьей Ольге.
5.08. 2014. Опять обстрелы. На днях снаряд разорвался у ограды старого вергунского кладбища.
6.08.2014. Для того, чтобы занять дочь (она очень скучает по мультфильмам), задумал с Валентиной сделать настольную игру. Что-то на манер «Монополии». Весь день подбирали иллюстрации. Мама чертила на листе ватмана, который невесть откуда у нас оказался.
Сегодня поздним вечером начался сильный артиллерийский обстрел Малой Вергунки. Мы вовремя спустились в подвал, поскольку как раз в это время один за другим снаряды стали ложиться, казалось, в наш дом. Оглушительный взрыв, жуткий треск, звуки падающих сверху предметов. С женою мы были уверены, что снаряды попали в нашу крышу.
Когда стихло, я поднялся наверх. К счастью, дом целый. Я в свете фонаря осмотрел комнаты, лишь в одном из окон я обнаружил разбитое стекло. Во дворе, посреди дорожки, лежал крупный, размером с кулак, кусок мергеля, судя по сколу, только что отбитый от более крупного камня. В свете фонаря крыша плохо просматривается, но кажется, что крыша целая.
7.08. 2014. Утром я осмотрел еще раз дом. Разбиты несколько стекол, выходящих на Ленинградскую улицу. Во дворе – несколько крупных осколков снаряда. У дома, находящегося на противоположной стороне улицы, разворочена крыша. Выбиты стекла в соседних домах. Убрал осколки стекла.
После уборки вместе с дочерью сходили к дому с развороченной крышей (через дорогу, наискосок). Когда возвращались, встретили у нашего дома Анатолия Мальцева, который прибежал проведать нас. Ему сказали, что прошлой ночью снаряд угодил в дом на Ленинградской улице. Он, понятное дело, стал переживать, что это наш дом.
К двум часам дня опять начался артобстрел. Где-то относительно недалеко упали снаряды «Града». Мы спрятались в подвал, Валентина даже не успела доесть свой обед. В подвале все дрожало, настолько сильной была вибрация. Когда я, через некоторое время, выбрался для разведки, то в окно, выходящее на север, увидел черный дым. Во дворе своем я обнаружил своих соседей – Светлану Львову с внуком (юноша лет девятнадцати). Оказывается, снаряды «Града» попали в дом их соседей, начался пожар, огонь перекинулся на растущую рядом с их домом грушу. Они испугались возможности того, что огонь охватит и их дом. Перебравшись через забор, разделяющий наши сады, они оказались в моем дворе.
Через некоторое время приехала пожарная машина, вызванная ополченцами с блокпоста, и тетя Света отправилась показывать им место пожара.
Люди (жители Красного Яра) утверждают, что в Красном Яру среди национальной гвардии много чернокожих.
8.08. 2014. Опять обстрелы, несколько раз за день. Со стен поснимали картины и фотографии – боимся, что сорвутся и разобьются.
С 28 июля нет электричества. Уже больше недели не пользуемся всеми теми электроприборами, к которым привыкли как к чему-то повседневному, как к солнцу каждое утро. Теперь, без холодильника, микроволновки, стиральной машинки, электрочайника, самых простых осветительных ламп ощутили себя ограниченными.
Ночью был сильный обстрел, очевидно, из крупнокалиберной артиллерии.
9.08. 2014. Узнали последствия вчерашнего ночного обстрела. Прямое попадание во второй этаж здания школы № 39. Вид ужасный, здание старое, построено в 1930-е годы. Один из снарядов разбил крышу пятиэтажки на площади Обороны. Разрушено придорожное кафе на ул. КИМ. Снаряды, упавшие возле 5-й городской поликлиники (ул. Уральская), выбили стекла в окнах всех ближайших домов – и в поликлинике, и в многоквартирных домах возле поликлиники. Один из снарядов разорвался на дорожке у автобусной остановки, совсем недалеко от детской площадки.
Светлана согласилась с необходимостью эвакуироваться.
10.08. 2014. Сегодня приезжал сосед Александр, который уже несколько месяцев в ополчении. На нем камуфляж, пистолет в кобуре. Я попросил его узнать о возможности эвакуировать жену и детей. Он сказал: «Без проблем, только узнаем, когда будет коридор». Спрашивал также Александр, не желаю ли эвакуироваться я сам. Я ответил, что нет, я останусь со своим городом. Часть нашего диалога:
«– Не хочешь ли вступить в ополчение?
– Боюсь, что я человек настолько невоенный, что буду только мешать.
– У нас есть работа и для невоенных.
– С удовольствием».
На том и порешили.
У Александра в начале августа погиб брат, также ополченец, во время эвакуации жителей Красного Яра. На мой вопрос: «Чей сейчас Красный Яр?» Он ответил: «Града». Укры в Зеленой Роще». Еще Саша сказал: «Мы уже начали побеждать». Правда, не стал конкретизировать, как именно «начали побеждать». Рассказал, что недавно его батарея (он в артиллерии), подбила в окрестностях Большой Вергунки БТР нацгвардии.
Долго расспрашивал о том, что нам нужно. Я ответил, что у нас все есть. Разве, что необходимо лекарство моему сыну, от коликов.
Александр уехал. Через час вернулся с большим пакетом «гуманитарной помощи»: подгузники, соки, детское питание. А вот лекарства нигде нет.
11.08. 2014. К Мальцеву приезжала Елена Настоящая. Вот, до чего же смелый, отчаянный человек. Ехала через весь город. Оказывается, в Камброде почти тихо, разве что снаряды летают над головами. Иногда, говорит Лена, к окраине подходят украинские танки и стреляют по Луганску. Она была уверена, что в Малой Вергунке тихо. А тут, оказывается, такие обстрелы.
Сегодня уже две недели, как нет электричества.
Светлана стала собирать сумку вещей для эвакуации.
В условиях отсутствия привычных источников информации острее чувствуется информационный голод. Только сейчас стало понятно, как мы привыкли к большому потоку информации, насколько такой поток информации стал личностной потребностью. Для ликвидации информационного голода много общаюсь с людьми, которых встречаю на улице. Их, таких людей, не много. Через людей узнаю, что происходит в самом ближайшем окружении. На улице Радиусной женщина убита осколком в голову. Разрушено несколько домов на улицах Вишневой и Революционной.
По вечерам по нашей улице проходит целое стадо коз. Недалеко от реки живет баба Люба, которая и является владелицей козьей ватаги. Баба Люба – классический пример русской женщины: сильная, неунывающая, решительная. Даже под бомбежками она решается пасти своих рогатых и безрогих подопечных. Сейчас, понятное дело, она не может пасти своих коз за рекой, поэтому водит их по пустынным, зарастающим улицам Малой Вергунки.
Улицы приобретают вид жутковатый. После исхода людей, жителей ближайших улиц поубавилось, а те, кто остался, предпочитают минимальное время проводить на воздухе, не под хрупкой защитой стен и крыши. После 12 часов дня улицы вымирают, разве что бездомные собаки бегают. И то редко.
Бабу Любу легко определить – у нее есть транзистор на батарейках, когда внезапно со стороны улицы послышится музыка или голоса, то это верный признак приближения бабы Любы. К ней выхожу не один я, с нескрываемым восторгом выбегает на улицу моя дочь. Она радуется и козам (детям, насколько я убедился, очень необходима связь с другими живыми существами), и возможности выйти за пределы двора.
Сегодня баба Люба сообщила мне, что Новосветловка (поселок в Краснодонском районе) взята украми. Стало быть, эвакуация моей семьи под большим вопросом.
Неужели Луганск возьмут?
15.08. 2014. С 6 августа обстрелы Малой Вергунки ежедневные.
Все это чудовищно. Чудовищно знать, что в любую минуту в мой дом может прилететь смерть. И жутко от того, что смерть может попасть в другой дом, где также живут ни в чем не повинные люди.
Мне думается, что все происходящее в Донбассе, это преступление против Человека, против всего того, к чему человечество двигалось на протяжении многих тысяч лет. Странно, что величайшие достижения искусства, науки, человеческой мысли, направленные на возвышение Человеческого Духа, на утверждение идей гуманизма, не изменили животного в человеке. Какую же ненависть к ближнему надо иметь, чтобы расстреливать город? Какую ненависть к ближнему надо иметь, чтобы закрывать глаза на убийство людей по соседству с твоим домом?
Мне вспоминается роман Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества», те страницы, которые посвящены жестокому убийству трех тысяч людей: «Те, кто находился в передних рядах, уже легли, скошенные пулеметными очередями. Оставшиеся в живых, вместо того чтобы упасть на землю, повернули обратно на площадь. И тогда паника ударила своим хвостом, как дракон, и швырнула их плотной волной на другую, двигавшуюся им навстречу волну, отправленную другим ударом дракона хвоста с другой улицы, где тоже без передышки стреляли пулеметы. Люди оказались запертыми, словно скот в загоне: они крутились в гигантском водовороте, который постепенно стягивался к своему эпицентру, потому что края его все время обрезались по кругу – как это бывает, когда чистишь луковицу, – ненасытными и планомерно действующими ножницами пулеметного огня».
Военные преступники, исполняя приказ, уничтожают людей. Хладнокровно, не задумываясь, не сожалея, что убивают людей – детей, женщин, мужчин. Художественная реальность романа Маркеса соединилась с реальностью Донбасса, где невымышленные военные преступники уничтожают людей – высший смысл высоких идей гуманизма. В каждом убитом – Иисус Христос, в каждом покалеченном – Мона Лиза, в каждом униженном и оскорбленном – Фауст.
Но как же со следами преступления? В романе Маркеса один из персонажей приходит в себя и замечает, что «лежит на трупах. Ими был набит весь вагон, лишь посредине оставался свободный проход… Пытаясь спастись от этого кошмара, Хосе Аркадио Второй переползал из вагона в вагон к голове поезда и при вспышках света, мелькавшего в щелях между планками обшивки, когда состав проносился мимо спящих поселков, видел мертвых мужчин, мертвых женщин, мертвых детей, которых везли, чтобы сбросить в море, как бракованные бананы… Это был самый длинный состав из всех виденных им – почти двести товарных вагонов…»
Сколько погибших уже в Донбассе? Оторванные от информационного потока, мы совершенно не получаем хотя бы крупицу новостей. И что ждать нам? Гибели от снарядов? Гибели от пуль? Или наступит хоть какое-то улучшение?
Что ждет нас? Забвение? И опять Маркес: «Официальная версия, которую тысячи раз повторяли и вдалбливали населению всеми имевшимися в распоряжении правительства средствами информации, в конце концов была навязана каждому: мертвых не было…»
Неужели и нас не будет? Не будет Луганска, не будет Донбасса, не будет никого, даже случайно выжившего, который смог бы рассказать правду о всем, что здесь было, что происходило.
17.08. 2014. Как выглядит день блокадника? Даю описание на примере моей семьи.
Для начала скажу, что в подвал мы уходим только при сильном и близком артогне. Спим в своих комнатах, правда, выбираем далекие от окон места.
Просыпаемся рано, в 5-6 утра. Готовим завтрак, играем с детьми. Ждем утреннего обстрела. Как правило, начинают стрелять после 8 утра, но не долго, выпускают не более 10 снарядов. Слава Богу, у укров не хватает артиллерии, чтобы накрыть весь Луганск – все же город занимает большую площадь. Поэтому украинские каратели в один день обстреливают один, избранный ими квадрат, на следующий – другой квадрат. Правда, лично мы живем в «неудачном квадрате», от нашего дома до блокпоста от силы метров 300. Поэтому по нашему квадрату бьют всегда. Не смотря на это, утром на улицах встречается больше всего людей – кто в гости, кто просто вышел, разузнать новости и пообщаться. В основном пожилые. Многие отправляются за водой – в большей части города нет воды, из-за чего люди вынуждены ходить к тем немногим местам в Луганске, где вода все же есть. Утром я иногда также хожу в гости и за новостями.
Днем играем с детьми, читаем книги. На улицах в это время пусто. Но днем Вергунку обстреливают редко, значительно реже, чем утром, вечером и ночью.
Вечером, перед ужином, я выхожу на улицу – поговорить с прохожими. После ужина, когда уже темнеет сильно, укладываем детей спать. Иногда перед сном купаем детей. Но часов до 11 вечера либо я, либо жена находимся на дежурстве: с 9 до 11 вечера укры чаще всего стреляют по Вергунке. Можно даже часы сверять. Именно в этот промежуток времени чаще всего мы вынуждены будить детей и бежать прятаться в подвал. Укры бьют непродолжительно, но иногда делают промежуток с час, после которого стреляют опять. После обстрела с блокпоста начинает бить пулемет и слышна автоматная перестрелка. Это пустяки, к которым привыкли и уже не обращаем на них внимания.
С 10 вечера в кране появляется вода – великое наше счастье, многие нам завидуют. Наша улица находится внизу, у самой реки, очевидно, ночью увеличивается давление из-за снижения водопользования и вода появляется у нас. Вода едва-едва течет, струйка толщиною в спичку. При свете свечки моем посуду, после – набираем во все кастрюли, кастрюльки, чайники, ведра воду, так, чтобы хватило на весь последующий день. Глубоко за полночь ложимся спать.
Вот так и живем.
Другим луганчанам хуже – у них нет воды и они вынуждены отправляться за водой порою очень далеко. Очереди чаще всего большие, в несколько десятков человек – обыкновенное явление. Общался со многими знакомыми, которые вынуждены каждое утро ходить за водой. Все отмечают одну общую черту: если даже начинаются взрывы относительно недалеко от очереди, никто из очереди не уходит, все продолжают стоять. Бог хранит луганчан от снарядов украинских извергов.
Крупные магазины, торговые центры, супермаркеты не работают – у них все завязано на электричестве. Зато работают маленькие магазинчики, а также продавцы на рынках. Цены выросли, на некоторые товары – значительно (особенно – растительное масло, мясная продукция, консервы, многие крупы). Нас рост цен почти не коснулся, мы живем старыми запасами, сделанными еще до войны. Хлеб продается как в небольших магазинчиках, так и с автомашин, которые приезжают на некоторые улицы. К сожалению, к нам такие автомобили не приезжают, приходится ходить далеко на ближайший рыночек у квартала им. 50-лет Октября.
19.08. 2014. Сегодня украинская армия устроила Луганску «кровавый Спас». В этот светлый христианский праздник – чудовищное военное преступление против мирного населения.
В этот день я решил идти в центр города – узнать, возможно ли еще эвакуировать семью. Сосед-ополченец Александр, которого я просил о помощи в эвакуации семьи, не появляется.
20.08. 2014. Сегодня узнал, что на ул. Революционной погиб Сергей Арпентьев, с которым я был знаком, мы даже некоторое время учились в одном классе. Война собирает свою жатву.
25.08. 2014. Сегодня годовщина смерти моей матери. Впервые не пошел на кладбище. Страшно не за свою жизнь. Страшно оставить семью.
Из удивительного. К нам прибился черно-красный петух. Дочь в необыкновенном восторге. Я сказал ей, что надо отыскать хозяина и вернуть ему петуха. Валя расстроилась и стала просить, чтобы мы его оставили.
26.08. 2014. День был как день, ничего особенного. Все так же общались с редкими прохожими. Безуспешно пытался узнать о хозяине прибившегося к нам петуха.
Баба Люба рассказала, что не так давно на Радиусном переулке снаряд попал в курятник бабушки Веры. Но сама бабушка все оставила и уехала к дочери, у которой квартира где-то в другой части Луганска. «Может быть, это ее петух», – предположила баба Люба.
В последние дни значительно улучшился напор воды, она теперь есть почти весь день. Вечером помыли посуду, набрали воду в различные емкости и легли спать. Разбудили нас оглушительные, очень близкие взрывы. Отчетливо слышался громкий выстрел, после свист приближающегося снаряда и взрыв. На часах – 23:30. Жена схватила Александра и быстро стала спускаться в подвал. Я же повел перепуганную дочь обуваться. В это время послышался взрыв и тут же россыпью полетели стекла в окнах. Дочка закричала, я ее прижал к себе и бросился к лестнице, ведущей в подвал. Послышался выстрел и стремительно нарастающий свист снаряда. Дочка прижалась ко мне из всех сил пятилетнего ребенка, я остановился у стены, решив переждать взрыв. Он грянул незамедлительно, отчаянно вздохнула кровля, по крыше начало что-то звякать. После взрыва я с дочерью на руках спустился по лестнице к жене. Светлана уже зажгла свечу и с большой тревогой дожидалась нас.
Еще два-три взрыва и наступила тишина.
Жена была против, но через двадцать минут после окончания артобстрела я вылез из подвала и отправился на разведку. Фонарь светил еле-еле, из последних сил (разрядился аккумулятор). Осмотрел вначале комнаты, под ногами хрустело битое стекло. После вышел на улицу. Входная дверь была цела. Во дворе – битое стекло, которое отлетело от некоторых окон метра на полтора. Очень сильный, резкий запах свежескошенной травы ударил мне в ноздри. Я удивился этому запаху, но объяснения не находил. «Не химическое же это оружие?» – пронеслось у меня в голове. Я стал перебирать в голове то, что знаю из химоружия, но ничего схожего не находил. Очень тусклый свет не позволял осмотреть крышу, я беспокоился, что ее сорвало.
В час ночи перенесли детей в их кровати.
27.08. 2014. Утром осмотрел последствия ночного обстрела. В моем саду разорвалось два снаряда. Теперь стал понятен запах свежескошенной травы – это запах хлорофилла, ведь со всех садовых деревьев, кустарников, травы была сорвана листва, ветви обломаны. Вокруг воронки – голая земля, казалось, что каждую травинку вырвали, все сгребли граблями. Один из снарядов попал в старую грушу, разворотив ствол (очень толстый, в диаметре не менее 30 см). Под грушей стоит старая чугунная ванна, в которой я держал воду для полива. Ванна оказалась насквозь продырявленной осколками, летевшими сверху, от места взрыва в стволе несчастного дерева.
В пяти окнах выбиты стекла, во дворе и саду множество осколков, выбита дверца чердака. Слава Богу, не в дом – думаем с женой.
В дом по соседству (четыре дома от моего) попал снаряд, вся крыша разворочена. Воронка от снаряда также в саду у моих соседей. Остальные последствия обстрела неизвестны. Раненых и убитых поблизости нет (многие бросили дома и уехали).
Полдня убирали осколки битого стекла. Окна забил полиэтиленовой пленкой.
Собрал осколки снарядов. В совокупности, за все дни обстрелов, у меня накопилось около 5 килограмм осколков.
Сегодня приехала теща. Оказалось, что она в субботу 23 августа все же дошла до раевских дач. Рассказала, что в открытом поле все время чувствовала себя мишенью. В пути напугали два «Урала», ехавших по грунтовой дороге очень медленно. Наверно, везли боеприпасы.
А сейчас ее родственник рискнул поехать в город за продуктами и теплыми вещами. Привезла овощей и фруктов и тут же уехала, чтобы поспеть назад – времени было в обрез. Говорит, украинские вояки на той стороне ведут себя нагло и высокомерно, как, очевидно, и должны вести себя оккупанты. С ее слов ополченцы наоборот стараются быть вежливыми, а узнав, что едут в Луганск за теплыми вещами, сказали: «Не беспокойтесь, зимовать будете в тепле у себя дома…»
Будет наступление?
30.08. 2014. Сегодня рано утром приходила к нам моя знакомая тетя Нина (она давний друг нашей семьи, одноклассница и приятельница моей матери). Из заботы взяла номерок в очереди за гуманитаркой на меня и мою жену.
– Я ведь не просил…
– А что тут просить? Я взяла, что, у меня руки отвалятся? Все равно идти мимо твоего дома.
И тут же:
– Как вы тут с детьми, бедные?
В представлении всех местных пожилых женщин, мы самые несчастные люди в Вергунке (если не вообще в Луганске), которым постоянно нужно помогать. Не пойму, почему так вышло. Может быть, это из-за того, что свою материнскую и бабушкину ласку не на кого направить. Валентине давали то яблоки, то конфеты, а однажды нам привезли булку хлеба, узнав, что я не смог в тот день ее приобрести (хлеба иногда не хватало на всех).
Тетя Нина рассказала вот что. Ее знакомая 13 августа вышла с работы за хлебом (хлеб сейчас надо покупать вовремя, ранним утром) и пропала. Тело сын опознал лишь 18 августа в городском морге. Женщина погибла на улице им. М. Ломоносова во время обстрела, с ней не было документов, устанавливающих личность. Так что луганчанам документы нужны и живым, и мертвым…
Наши номерки на получение гуманитарной помощи были к концу 600-х. Я подумал, что получу только к концу следующей недели. Но днем пошел проведать Мальцева. Путь лежал через пункт выдачи гуманитарки (он также на ул. Черниговской, в здании бывш. детского садика). У очереди остановился, чтобы разузнать подробнее о том, какие нужно предъявлять документы. Заодно спросил, могу ли я получить гуманитарку и за свою жену, которая остается дома с маленькими детьми. Мои вопросы дали неожиданный результат: меня заставили получать гуманитарку и за себя, и за жену, и за детей. Заставили в прямом смысле слова – я пытался сказать, что моя очередь не скоро, но меня остановили и отправили получать гуманитарку. Благо, со мною были все необходимые документы.
Гуманитарка отменная: гречка, сахар, тушенка.
К Мальцеву так и не попал.
Сегодня не спускались в подвал, укры обстреливали восточную часть Малой Вергунки, улицы Революционную, Вишневую, нижнюю часть Смоленской. На Революционной разрушено прямыми попаданиями 16 домов. И сколько еще будет разрушено?
31.08. 2014. Сегодня – День шахтера, для Донбасса один из главнейших праздников. Этот день укры отметили массированными артиллерийскими обстрелами. Взрывы гремели повсюду. В подвал спускались несколько раз. Прибитая к рамам полиэтиленовая пленка начала отрываться, не выдерживая удары взрывных волн. Но, слава Богу, новых снарядов к нам во двор или сад не прилетело. Укры бьют зажигающими снарядами, в нескольких местах поднялись пожары. Через несколько минут – пожарные машины. Вот работа у ребят – герои все, не отвертишься…
Был у Мальцева днем, в районе 13 часов дня.
Абсолютной фантастикой представляется завтрашнее открытие 5 луганских школ.
***
А потом наступила осень. И стремительное наступление ополченцев. И освобождение Хрящеватого, Лутугино, Георгиевки… И еще три дня – по 3 сентября – обстрелов Малой Вергунки. И до 5 сентября – обстрелы Камброда (в том числе кассетными ракетами). И открытие целых 6 (!) городских школ. И стремительное возобновление работ всех коммунальных городских служб. И восстановление подачи электричества к середине сентября…
….Город мой, весь в ранах и кровоточинах, стал оживать. И неправы, кто скажет, что он не выживет.
Раны будут залечены. Люди уже подняли голову, свою непокоренную голову. А те, кто уехал, вернутся.
Был прав Борис Горбатов, написавший в годы Великой Отечественной войны повесть о луганчанах с простым названием «Непокоренные». Непокоренные – и тогда, и сейчас.
Больно смотреть на сожженные дома, на следы взрывов. Очень больно видеть покинутые дома. Но эта боль – заживающего организма. Организма выздоравливающего.
А ведь в Донбассе война продолжается… Кровавый, запятнавший себя жуткими преступлениями, киевский режим продолжает творить то же самое, что и раньше.
Услышат ли голос Донбасса?
Услышат ли его:
«Мой голос раздавлен! Мой голос – крик!
М-И-Р-А»
