Нина Ищенко
Смерть человека часто становится поводом подвести какие-то итоги, уточнить важные моменты, осмыслить взаимоотношения с учетом того, что творческий путь собеседника завершен, дополнений не будет, все части нужно поставить на свои места. Смерть философа, публициста, писателя, Константина Крылова 12 мая 2020 года побудила меня сформулировать отношение к его творчеству и идеям, которые играли немалую роль в русской интеллектуальной жизни в последние два десятилетия.
С Константином Крыловым я не была знакома лично и даже виртуально, но во всяком случае знала, что Михаил Харитонов и Юдик Шерман – это не отдельные люди, а его аватары. Несколько лет, еще в нулевых, я была подписана на блог Крылова «Всеобщий синопсис», до начала войны с Украиной отписалась от него, потому что, по моим впечатлениям, автор стал повторяться, тиражируя одни и те же ошибки и эмоции, которые меня уже не интересовали.
В этот период из общих соображений я почти перестала вступать в дискуссии на чужой территории: корректировать чужое мировоззрение – занятие сложное, трудоемкое, и определенно не стоит за это браться, если не знаешь человека так хорошо, что готов посвятить ему своё личное время и нервы, ну а скорректировать моё собственное мировоззрение в дискуссии в чужом блоге уже стало совершенно невозможным, ресурс когда-то был, но к тому времени исчерпался. Поэтому в тот период я перестала читать многие блоги, включая «Всеобщий синопсис». Ссылки на тексты Крылова иногда попадались у меня в ленте, и если моим друзьям это было интересно, мы обсуждали какие-то его идеи, но в целом я переключилась на другие вопросы и тему русского национализма, которым занимался Крылов, для себя закрыла.
Тем не менее, Константин Крылов остался в моем культурном пространстве. Два его текста постоянно в оперативной памяти, я очень рада, что прочитала их в то время, и они теперь со мной навсегда. Это «Идея и вещь у Платона» и «Эти десять» – статьи о Платоне и Аристотеле (эти десять – десять категорий).
«Идея и вещь у Платона»
Еще в 2008 году я написала резюме текста о Платоне, и приведу его здесь:
«Платон постоянно задавался этическими вопросами. Что такое добродетель, истина, красота всё время обсуждается в его диалогах, он рассматривает эти вопросы с разных сторон, много лет опять и опять к ним возвращается. Такие вещи как, скажем, милосердие и справедливость каким-то образом присутствуют в нашей жизни: о любых двух поступках мы можем сказать, какой из них более справедлив, хотя самой справедливости никто увидеть не может. В конце концов Платон приходит к выводу, что справедливость, милосердие, добродетель и прочее существуют нетрадиционно, именно в виде идей. Поступок может быть причастен справедливости, некий предмет – красоте, так мы и определяем, справедлив ли поступок и красив ли предмет.
Далее, идея может быть у того, у чего есть противоположность – это критерий, по которому определяется, можно ли в данном случае говорить об идее. Милосердие и жестокость, правда и ложь, добро и зло проявляются попарно. В каком-то действии больше милосердия и меньше жестокости, в каком-то предмете больше красоты и меньше уродства. Всё, причастное миру идей, причастно к нему именно таким образом.
Отсюда понятно, что у единичной вещи не может быть идеи, хотя бы потому что у неё нет противоположности – что противоположно чаше или собаке? Да ничего, потому и об идеях тут говорить не приходится. Как мы уже видели, идеи нужны не для этого».
Мое мнение не изменилось – это ключ к пониманию учения Платона, что бы ни добавлялось после.
«Эти десять»
Текст Крылова об Аристотеле замечательный уже не в методологическом плане, а в контексте истории религий. В этой статье Крылов проводит сравнение десяти категорий Аристотеля и десяти сефирот каббалистов. Автор устанавливает взаимосвязь в каждой десятке, и несмотря на нарочитую запутанность каббалистических терминов, обосновывает вывод о том, что сефироты можно понимать как категории Аристотеля, а их разный порядок отражает логически разные религиозные системы мироздания. Позволю себе длинную цитату:
«При сравнении аристотелевой схемы расположения категорий и каббалистическим древом сефирот обнаруживается существенное отличие: три первых и последняя сефироты однозначно соответствуют категориям Аристотеля и находятся на тех же местах, а шесть срединных сефирот перевернуты относительно соответствующих категорий у Аристотеля.
Это несоответствие, как ни странно, объясняется из самой же Каббалы. Дело в том, что основой учения Каббалы об истории мира является миф о падении ангелов, толкуемый эзотерически как падение шести сефирот. Это «падение» в каббале Исаака Лурия именуется разбиением сосудов, то есть распадом оболочек срединных сефирот и порядка их устроения.
Мир произошел из-за ошибки. Ибо тот, кто создал его, желал создать его негибнущим и бессмертным. Он погиб и не достиг своей надежды. Ибо не было нерушимости мира и не было нерушимости того, кто создал мир.
Экстравагантная теория о логической катастрофе, следствием которой было возникновение нашего («несовершенного») мира, тесно связана с основной идеей любого оккультного движения – исправления человека и через него – исправления устройства мира. Основой всех этих представлений является подразумеваемое положение: мир устроен не так, как должно.
Речь идет именно о логическом каркасе мироздания, а не о физической (или, тем паче, социальной) реальности.
Однако единственный возможный вид «ошибки» в логической схеме — это ее искажение (поскольку реальное исчезновение любой категории уничтожило бы всю схему сразу – но и потому, что вне логического пространства категорий ничего нет, и «падать» просто некуда). В рамках нашего исследования мы можем предположить, какого рода искажение имеют в виду мистики-каббалисты. Это падение, точнее – опрокидывание части категорий, оставшихся, однако, в пределах целого и продолжающих взаимодействовать с ним.
Столь же очевидно, что Аристотель (в соответствии со своим оптимистических взглядом на мир) ничего подобного не предполагал. Его система соответствует «правильному» состоянию мира и имеет очень простую симметричную структуру».
Установление единства онтологии, лежащей в основе крупных религиозных систем средиземноморской ойкумены, – одна из заслуг Пико делла Мирандола, основателя гуманизма. Свою концепцию чудесный философ собирался отстаивать в рамках диспута, который к сожалению не состоялся, но замысел был грандиозный: «В декабре 1486 года 23-летний философ составил «900 тезисов по диалектике, морали, физике, математике для публичного обсуждения», рассчитывая защищать их на философском диспуте в Риме. Диспут, для участия в котором приглашались учёные всей Европы (проезд в оба конца брался оплатить им автор тезисов), должен был открыться речью Пико, которой позднее было дано название «Речь о достоинстве человека» (издана в 1496 году)». Кто считает себя гуманистом, должен помнить, с чего всё начиналось, и может порадоваться современной теории в том же духе.
«Факап»
Произведений Харитонова я прочитала очень мало, но достаточно, чтобы решить, что это не моё. И всё-таки с одним из масштабных его романов последнего времени я познакомилась. В 2018 году мне посчастливилось снова посетить Санкт-Петербург, где мои друзья настояли, чтобы я закачала «Факап» Харитонова перед вылетом обратно. Всю дорогу домой я читала эту грандиозную деконструкцию, в которой синтезируются не только романы Стругацких, но и разные зарубежные и русские фантастические тексты советского периода. Это очень узнаваемый мир, хоть и вывернутый наизнанку. Настоящий массаракш. Стругацких я одно время очень любила, всех там знаю, и авторская версия событий легла на подготовленную почву. Я увлекалась АБС не до такой степени, чтобы ужасный фильм «Обитаемый остров» 2008 года стал моей личной трагедией, но то, что Стругацким так не везет с экранизациями, несомненно является одним из пунктов в списке несовершенств этого мира. Поэтому такое творческое переосмысление знакомой вселенной меня очень порадовало, хоть автор и не оставляет камня на камне от утопии, на всех уровнях превращая ее в антиутопию.
Параллельные миры
Анализ Крыловым западного менталитета, как он дан, например, в статье «Комфорт как идея Европы», на мой взгляд безупречен, противника он видит ясно и правильно. Обидно, что при этом наших он видит как неудачных, недоделанных европейцев, и транслирует это отношение с помощью всех своих текстов.
Значимость творчества Константина Крылова в целом лучше оценят люди, которые лучше с ним знакомы. Я же хотела показать читателю взгляд из параллельного мира на мир в чем-то интересный и яркий, породивший несколько идей, которые возьму с собой, но в целом чужой, странный, который я не считаю, как выразился Борхес, неизбежным – как Пьер Менар не считал неизбежным «Дон Кихота» и мог вообразить мир без этой книги.